Но Обадии повезло. Верёвка оборвалась, и он был помилован. В голове у него, впрочем, что-то повредилось, и Хейксвелл искренне уверовал в собственную неуязвимость. Он действительно был на редкость удачлив: как-то на глазах у Шарпа двух рядовых разнесло в клочья шрапнелью, а Хейксвелл, стоявший прямо перед ними, остался невредим.
— Рад, что я здесь, сэр! Горжусь вами, сэр! Мой лучший рекрут! — сержант говорил громко, давая понять присутствующим, что история их отношений насчитывает много лет. В его голосе Шарп также расслышал вызов, означавший, что Хейксвелл не намерен легко подчиниться человеку, которого он однажды тиранил.
— Как там капитан Моррис, Обадия?
Сержант захихикал прямо в лицо Шарпу, обдавая его своим зловонным дыханием:
— Помните его, сэр? Слышал, он уже майор. В Дублине. А что до вас, то вы всегда были непослушным мальчонкой, уж простите старого солдата за эти слова.
Во дворе было тихо. Все с интересом следили за пикировкой Шарпа и сержанта. Шарп понизил голос и негромко, чтобы только Хейксвелл слышал, сказал:
— Тронешь хоть пальцем кого-то из роты, с дерьмом смешаю.
Обадия ухмыльнулся, готовясь достойно ответить, но Шарп такой возможности ему не дал:
— Смирно!
Тот вытянул руки по швам, лицо исказила бессильная злоба.
— Кругом!
Развернувшись, Хейксвелл оказался лицом к забору. Проклятие! Хейксвелл! Шрамами на спине Шарп был обязан именно ему. Сержант нещадно избивал рядового Шарпа. Однажды тот ответил. Хейксвелл наябедничал капитану Моррису. Шарпа привязали к тележному колесу и высекли перед строем.
Столкнувшись с Хейксвеллом спустя много лет, Шарп видел, что Обадия нисколько не изменился, разве что живот стал больше, а зубов меньше. Когда-то сержант сказал ему в припадке откровенности, что они слишком похожи: одинокие, озлобленные на весь мир, а потому из них двоих выживет кто-то один. Шарп вспомнил газетёнку, своё неутверждённое звание, и настроение его окончательно испортилось:
— Сержант Харпер!
— Сэр?
— Что у нас сегодня?
— Футбол, сэр. Гренадёрская рота против португальцев. Ожидаются тяжёлые потери.
Шарп понял, что ирландец хочет подбодрить новичков и натужно улыбнулся:
— Что ж, отдыхайте. Завтра будет трудный день.
Завтра. Завтра он будет без Терезы. Завтра он, возможно, будет лейтенантом.
Новички ждали продолжения речи.
— Добро пожаловать в Южно-Эссекский. Рад, что вы здесь. Это отличная рота, и я надеюсь, что таковой она будет и далее.
Слова звучали фальшиво даже для его уха, и Шарп кивнул Харперу:
— Продолжайте, сержант.
Ирландец глазами показал на Хейксвелла, всё так же уткнувшегося носом в ограду. Шарп поборол соблазн оставить мерзавца стоять так целый день и крикнул:
— Сержант Хейксвелл!
— Сэр!
— Отставить!
Надеясь побыть наедине с самим собой, Шарп побрёл к воротам, но наткнулся на Лероя. Американец иронично поднял брови:
— Вот как «герой Талаверских полей» встречает новобранцев? А где же «зов славы» и «победный рёв фанфар»?
— Хватит с них.
Лерой достал сигару и пошёл рядом:
— По-видимому, ваше дурное настроение объясняется отъездом вашей дамы?
— Да.
— Хотите, поделюсь с вами новостями?
Лерой остановился и выжидательно посмотрел на Шарпа.
— Что, Бонапарт сдох?
— Увы, нет… Зато сегодня прибывает наш новый полковник! Хм, вы не удивлены?
Шарп проводил взглядом священника, спешащего мимо на толстом муле:
— Какой реакции вы от меня ждали?
— Ну, обычно, люди расстреливают меня вопросами «кто-почему-что-как-откуда?» Я, для порядка, поломаюсь, но снисхожу до ответов. Это и называется «беседа».
Шарп невольно улыбнулся:
— Расскажите, пожалуйста…
Обычно сдержанный американец удовлетворённо зажмурился:
— Я уж и не чаял услышать от вас эти слова. Кто он? Его зовут Брайан Уиндхэм. Никогда не любил имя Брайан. Мне кажется, что мать, давая сынишке имя Брайан, надеется, что мальчик вырастет честным человеком, но почему-то Брайанов избыток среди политиков и адвокатов. Почему он? У меня нет ответа на этот вопрос. Что он? Он — могущественный член тайного сообщества охотников на лис! Вы не охотник, Шарп?