Повертел карточку. Что ж, эта визитка все облегчает. Все, в том числе и его план. Он не может предложить Полине ничего, кроме ожидающей его неизвестности, и все-таки он сейчас расскажет. Сел рядом, накрыл ладонью ее руку.
— Поля. Я хочу серьезно поговорить с тобой. Этот разговор назрел и от него не уйти. Начну с главного — я хочу всегда быть с тобой. Остальное уже второстепенно, понимаешь?
— Есть что-то еще?
— Да, есть. Думаю, ты догадалась, в «Аквариуме», я не просто так. Я слежу за двумя людьми, эти люди — Танака и его соотечественник, ты его знаешь, Киёмура. Сначала я следил за ними по заданию государства, теперь же… Боюсь, теперь это занимает только меня одного.
— Не понимаю…
— Сам не понимаю, просто теперь уже ничего не поделаешь, так сложились обстоятельства. Я должен довести эту историю до конца, я не могу ее бросить — и я доведу ее.
— А потом?
— Потом, наверное, у меня будет единственный выход — бежать куда-то… Видишь, кроме неопределенности ничего не могу тебе предложить. А теперь… Теперь речь пойдет о серьезных вещах.
Она догадалась. Сказала:
— Я могу тебе как-то помочь?
— Можешь… Нужно на некоторое время задержаться в «Аквариуме» и добиться отдельной гримуборной.
Открыл ящик.
— Вот деньги. Бери, но с этого дня ты должна перейти в отдельную гримуборную.
27.
Губарев ясно и отчетливо услышал слово «ошибка».
Копыта стучат по мостовой, облучок вздрагивает; спокойный предутренний воздух покрывает белесым отсветом набережные, сфинксов, рябь волны за парапетом. Стук копыт и вздрагивание облучка; на всем пути от «Аквариума» он ощущал только это. Но у Ростральных колонн, разворачиваясь по пустынной брусчатке к Васильевскому, вдруг внятно услышал сказанное Танакой слово «ошибка». Проклятие, именно сейчас, когда они заговорили по-японски, он ничего не слышит. Мешают стук копыт и скрип пролетки. Все-таки, продравшись сквозь паузы и междометия, ему каким-то образом удалось ухватить обрывки фраз. Даже по этим обрывкам, полусловам-полуслогам, он понял: впервые за четыре дня в разговоре на пути домой возникло нечто важное.
— Киёмура-сан, я хотел все-таки… — Несколько фраз неразборчиво. — …Допустили серьезную ошибку и должны ее исправить.
— Танака-сан, нижайше прошу простить… — Поворот на мост, несколько фраз пропало. — Понимаю, что пренебрег прямыми обязанностями… Но теперь, когда нижайше предложил вам сотрудничество… Много станет гораздо, проще… если вы согласитесь…
— Киёмура-сан, я согласен… — Обрывки слов без всякого смысла. — И все-таки не думайте, что мне так же легко нарушить кодекс.
— Танака-сан, это с большим трудом можно назвать нарушением кодекса… В конце концов… — Снова поворот, снова несколько фраз пропало… — …Это тоже принесет пользу родине... Вознаграждение, которое мы с вами получим…
— Киёмура-сан, хочу еще раз напомнить, я не решил…
Снова стук копыт, вздрагивание облучка. Вот оно, наконец-то! После того как он четыре дня подряд на разных лошадях подъезжает к половине второго к выходу из варьете — впервые что-то серьезное. Пока молчат, надо запомнить обрывки сказанного. Вознаграждение. Польза родине. Ошибка, которую нужно исправить. Что-то, чего Танака «еще не решил».
Четыре вечера подряд он выскальзывал черным ходом к подготовленному экипажу, уже почти не веря в удачу. И вот сейчас — надежда. Снова стук копыт, чертова брусчатка, просто барабан какой-то. Пустить жеребца шагом? Нет, это может насторожить седоков.
— Хорошо, Киёмура-сан… Подготовьте документы… И отдайте мне…
— Благодарю, Танака-сан… — Щелканье копыт по брусчатке. — Завтра к вечеру я зайду с бумагами…
— В посольство не нужно, слишком щекотливый вопрос… Бумаги передадите в варьете…
Сейчас слышно хорошо.
— Простите, но в варьете тоже небезопасно…
— Безопасней, чем в посольстве… Вы представляете, что будет? Кроме того, заниматься этим в посольстве…
— Понимаю, Танака-сан…
— Согласитесь, иногда это выглядит не совсем достойно…
— Да, Танака-сан, я этого не учел… Спасибо…
Тишина. Замолчали, не слышно ни звука. Кажется, разговор закончен. Из того, что он услышал, ясно только, что они говорили о чем-то важном. Поворот на Васильевский, Кадетская, Первая линия, магазин «Кималайнен», торгпредство.
Танака хлопнул Губарева по плечу, он сразу натянул вожжи, жеребец встал.
Полуобернулся с облучка, склонившись, чтобы не увидели глаза, протянул руку, забормотал, пряча деньги:
— Благодарим покорно, господа… Дай бог, спасибо…