— Вы к нам? Пожалуйста. Слушаю вас?
Осторожно положил на стол гвоздики.
— Милая барышня, мильон извинений, экстренный случай. Могу я воспользоваться вашим аппаратом? Звонок деловому партнеру. Умоляю и буду вечный должник.
Девушка бросила взгляд на цветы, оценила гвоздики, вздохнула.
— Прошу вас. Я пока поставлю цветы в воду.
Она ушла, и он, вызвав телефонистку, назвал номер Танаки. В трубке зазвенел приятный женский голос:
— Хаи? Сумимасен. Аната но онамае ва?[15]
Губарев ответил по-русски:
— Это квартира морского атташе господина Танаки?
— Хаи? — Тишина. — Аната но онамае ва?
Домашние господина Танаки разбираются в тонкостях: это проверка.
— Простите, говорит князь Остерман. Мне нужен господин Танака.
Секундная пауза, неразборчивый шепот. Голосок звякнул:
— Мошимоши, чотто омачи кудасаи.[16]
Тут же он услышал голос Танаки:
— Танака у телефона. Слушаю вас, господин Остерман.
— Во-первых, я говорю с вами как частное лицо. Не будем впутывать в наши отношения государства. Вы понимаете?
— Понимаю. Во-вторых?
— Во-вторых, я хочу возвратить портфель, если, конечно, вы заинтересованы в этом.
— Заинтересован.
— Готов сделать это, но при определенных условиях. Видите ли, я не богат.
— Понимаю. Условия меня устраивают.
— Отлично. Остальное на месте. Мы можем встретиться, скажем, завтра в десять утра. Один на один, без свидетелей. Вы поняли?
— Не волнуйтесь. Я сам в этом заинтересован.
— Предупреждаю: я вооружен и в случае чего применю оружие не задумываясь.
— Можете быть спокойны.
— Итак, завтра в десять утра. Вы должны подойти к Ростральным колоннам. Уточняю: к парапету между колоннами. Я вас найду сам. Все понятно?
— Вполне. Завтра в десять у Ростральных колонн. Я подхожу первым, потом вы.
Повесил трубку — как раз к моменту, когда вошла девушка с цветами.
34.
Утром Губарев занял место неподалеку от биржи. Здесь торговали лоточники, и он встал так, чтобы его прикрыла окружающая лотки толпа.
Танака подошел к Ростральным колоннам ровно в десять — одетый по-утреннему, с портфелем в руке. Никаких следов засады или сопровождения не заметно. Впрочем, по всем расчетам Губарева, — их и не должно быть.
Он следил, как японец прогуливается вдоль парапета. Вот оглянулся, посмотрел на часы, переложил из руки в руку портфель. Снова повернулся к Неве. Кажется, подвоха нет, к тому же место здесь открытое. Губарев двинулся к Ростральным колоннам. Атташе заметил его еще издали. Они остановились рядом, изучая друг друга. Танака усмехнулся:
— Доброе утро, князь.
— Доброе утро, барон. — Губарев встал боком.
Танака тут же сказал:
— Можете не опасаться, я соблюдаю наши условия. Бумаги в портфеле?
— Да, они здесь. Деньги, надеюсь, с вами?
Вежливая улыбка.
— Со мной. Скажите, кто видел бумаги — кроме вас?
— Никто. Я же сказал, что действую как частное лицо.
— Что вы хотите за них?
— Посол Мотоно должен немедленно уведомить власти, что инцидент исчерпан.
— Это несложно. Какую сумму вы просите?
— Мало, ничтожно мало. Две тысячи рублей.
— Простите, князь, нам обоим известна цель, ради которой собиралась вся эта информация. Если иметь в виду цель, то документы, лежащие в портфеле, мне вообще не нужны, заказчик удовлетворится копиями. Считаю, товар не стоит таких денег.
— Сожалею, господин, барон. Значит, наша сделка не состоялась. До свиданья.
— Подождите.
Молчит. Кажется, он все понял.
— Я жду.
— Зачем вам эти бумаги?
— Что ж. Не далее чем сегодня германская фирма «Симменс-Галльске» по моей просьбе сама отправит их руководству «Ицуми» с уведомлением, что японские коллеги могут не беспокоиться. Лично же я постараюсь немедленно известить об этом письме вашего посла барона Мотоно. Думаю, его превосходительству будет неприятно узнать, что вы еще и нарушили кодекс. Стоит продолжать?
В глазах Танаки ненависть. Сказал очень тихо:
— Не нужно. Достаточно. Я даю вам две тысячи. Но я должен быть уверен, что все останется между нами.
— Отвечу вашими же словами: я сам в этом заинтересован. Больше вы обо мне не услышите.