Смотрю на покойного колобка. Про эту тварь рассказывали оч-чень интересные вещи.
Отрезаю два небольших куска вонючего мяса. Соня смотрит на меня с ужасом.
— Николя, что вы собираетесь делать? Зачем?
— Хотите вечной молодости, Софья Александровна?
Бергиня задумывается. Губы закушены, глаза прищурены. Машинально поправляет свои чудесные волосы.
Успеваю бросить взгляд на раненого хунхуза, который, наконец, перестал протяжно верещать. А… уже и не раненый. Отмучился.
— А вы, Николя? Хотите этой самой вечной молодости? Это ведь не вечная жизнь.
— Если только в компании с вами, Софья Александровна.
Мы смотрим друг другу в глаза, не отрываясь. Кажется, что этот взгляд длится вечность. И слов не надо, всё становится понятным и без них.
Жуём на пару вонючее мясо японского колобка. На вкус оно… вонючее мясо. Интересно, подействует, или рассказы о нуппеппо — обычная байка?
Жаль не от Николова слышал эту историю, а от знакомых станичников, а казачьи байки, они, байки и есть.
— Надеюсь, эта история останется между нами?
— Да. Николя… Мне самой не очень хочется её вспоминать… — смеётся она, и от этого становится ещё более близкой и естественной.
Хорошо мы с ней, наверное, смотримся… И пахнем соответственно.
Дорога по-прежнему пустынна.
— Соня… Софья Александровна, обождите меня здесь. Надо проверить засаду этих мерзавцев.
— Это хунхузы?
— Сомневаюсь.
— Тогда кто?
— Думаю, что переодетые японские диверсанты. Раненый кричал по-японски, да и японский демон в компании настоящих хунхузов выглядит слишком странно.
— Я… я лучше с вами пойду. Так безопасней.
Ну, безопасней, так безопасней. Девушке виднее.
Перед тем, как лезть в кусты, проверяю Сонин револьверчик. С ударником всё в порядке, пружина не болтается, выходит дело в патронах.
Извлекаю из камор барабана скомпрометировавшие себя боеприпасы, а заодно и стреляные гильзы. К счастью, мадмуазель Серебрякова — барышня запасливая, запасные патроны у неё имеются. На такой и жениться — не грех!
Перезаряжаю девушке револьвер, заодно снаряжаю и свой наган серебряными пулями — мало ли что там в зарослях ещё притаилось.
— Держись… тесь за мной, Софья Александровна.
— Николя, мы одни. К чему субординация? Мы знакомы столько лет…
— Хорошо, Соня.
Отодвигаю и придерживаю ветки за собой, чтобы не хлестнули ненароком спутницу. Револьвер держу наготове. Соня, впрочем, тоже. Прислушиваемся ко всяким подозрительным звукам. Но пока ничего не настораживает, да и амулет молчит, не подаёт признаков жизни.
Тихие конские всхрапывания — словно неожиданный гром. Я от неожиданности чуть не открываю огонь в направлении звуков. Но вовремя останавливаю себя.
Ага, вот и место засады — примятая трава, брошенные в качестве подстилок попоны, рассёдланные и стреноженные кони хрумкают овсом из надетых на морды торб. Три лошади — коновода, стало быть, нет. Трое «хунхузов» — три лошади.
А «колобок»? Видимо, своим ходом.
— Господи… — еле слышно шепчет Соня, глядя вглубь кустов.
Там стоит еле слышный гул, и роятся мухи. Множество мух…
Ох, не стоило тебе глядеть в ту сторону! Три тела в офицерских мундирах. Русских мундирах. Два пехотных поручика и подполковник-артиллерист. Наши предшественники на дороге. Повезло им меньше, чем нам с Соней. Так, не пешком же они шли…
А вот и лошади, вернее то, что оставил от них прожорливый нуппеппо. Внутренности и кости с остатками мяса и сухожилий. Основной мушиный рой — на них.
Со стороны дороги тихий шорох. Успеваю приложить указательный палец к губам, призывая Соню сохранять максимальную тишину, сам осторожно разворачиваюсь…
На нас смотрят дуло пяти винтовок.
— Ага! Попались разбойники! Руки вверх!
— Спокойно, братцы, свои, — держу руки так, чтобы казачки видели мои мирные намерения, и что я не собираюсь пускать в ход свой револьвер. — Ротмистр Гордеев, командир эскадрона особого назначения Второй кавалерийской бригады. Со мной вольноопределяющаяся Серебрякова, наш санинструктор.
Казаки опускают винтовки.
— Виноваты, вашбродь, не сразу признали. Вахмистр 2-го Аргунского полка Митрохин. Со мной казаки Вотяков, Ларионов, Курдюмов и Тырымов. Там на дороге разбойники китайские мертвяки и чудище непотребное. Это вы их с барышней?
— Мы. Только это не хунхузы, японцы переодетые. Засада. — Киваю на трупы наших несчастных предшественников на дороге. — Вот, подполковнику и двум подпоручикам не повезло.
Казаки снимают папахи, крестятся.
— Упокой, Господи, души воинские…