Есть, конечно, вариант быстрого броска, но тогда либо накроет всех и сразу, либо придём уже порядком уставшими, а я не удивлюсь если потом сходу и в бой.
Тактика себя оправдывает, до постов добираемся без потерь.
Навстречу выходит поручик, козыряет и представляется командиром многострадальной семнадцатой роты Кошелевым.
— Слава богу, вы откликнулись на мою просьбу! — говорит он. — Ещё один накат мы бы точно не выдержали. У меня от роты осталось меньше взвода.
Открываю рот, но меня тут же перебивает Соня.
— Поручик, где у вас раненные?
— Вон там, в ложбинке возле деревьев, — показывает Кошелев.
— Окажите им необходимую помощь, — обречённо произношу я, понимая, что Соне не больно то нужно моё разрешение.
— Пройдёмте со мной в блиндаж, — зовёт поручик. — На той стороне появились какие-то слишком меткие стрелки, нарочно выцеливают офицеров и унтеров.
— Снайпера, — догадываюсь я.
Мне тоже не помешает в роте полудюжина таких специалистов.
— Где собираетесь разместиться? Окопов у нас много, нарыли как кроты…
— Сейчас, осмотримся на месте и разберёмся.
Запрыгиваем в глубокий окоп, проходим извилистыми путями к неплохо замаскированному блиндажику, выполненному по всем правилам науки в три наката.
— Серьёзно тут у вас, — улыбаюсь я, чтобы немного разрядить обстановку.
То, что в окопах почти нет людей, не укрылось от моих глаз. Чувствуется, что роту основательно потрепало, выбив личный состав.
— Стараемся, — вздыхает Кошелев. — Чайку не хотите?
— А…
— Мы уже изучили тактику японцев. После каждого наката, получив от нас трындулей, они не суются сюда часов пять-шесть. Раны зализывают…
На самом деле вместо «трындулей» он произносит совсем другое слово. В армии, как известно, матом не ругаются, а разговаривают.
— Давайте сначала продумаем, на каких позициях станут мои, а там, глядишь, и до чая доберёмся, — заявляю я.
— Согласен.
— Значит, часов пять у нас точно есть…
Надеюсь, наше появление станет для японцев сюрпризом, причём не из приятных. Вместе со взводными распределяем людей на позиции.
Кошелев держит обширный фланг, по идее на каждый километр надо бы минимум три пехотных роты, а тут неполный взвод размазан на целую версту. Поражаюсь героизму русского солдата, хотя, чему тут поражаться — солдат русской армии всегда был, есть и останется самым лучшим, вне зависимости от его национальности.
Пулемётами в штате роты даже не пахнет, относительно неплохо обстоит дело с б/к. Ну и умница Кошелев смог наладить хорошие отношения с командиром батареи трёхдюймовок, которая в нужное время их прикрывает.
Артиллерия — это гуд, я б даже сказал — вери гуд!
Только упомянули наших доблестных артиллеристов, как сверху что-то ухает и блиндаж начинает трясти мелкой дрожью, а с потолка начинает сыпаться всякая дрянь.
— Накрытие, — усмехается поручик. — Пристрелялись японцы. Теперь только и жди прямого попадания.
Ждём, но других прилётов больше нет.
— Продолжим, — предлагаю я.
Детали утрясаем быстро, и я отправляюсь ставить людей по местам.
Не успеваю сделать несколько шагов, как до ушей доносится ожесточённый спор.
— Я ж говорю — не сдюжить нам против японца! Их вона сколько, а нас? Одного убил, на его место сразу трое встаёт… Разве тут навоюешь!
— Видел я, как ты японца убивал… На дне окопа сел, руки к ушам прижал и пока атака не закончилась, не разжимал…
— Не бреши, Федька! Не было такого!
— С чего мне брехать? А то мне тебя отсюда не видно! Трус ты, Шурка! Был трусом, им и помрёшь!
Делаю шаг и оказываюсь в зоне видимости двух солдат. Одного — маленького, в шинели «на вырост», с узкими плечами и длинной нескладной шеей и второго, на вид богатыря — поперёк себя шире.
Только по тону разговора становится ясно, что маленький — Фёдор, наезжает на струсившего здоровяка Шурку.
Вот так оно порой на войне и бывает. И грустно и смешно.
— Фамилия! — грозно рычу, глядя на крепыша.
Тот пугливо вжимает голову в плечи, что так не идёт его плакатно-героическому внешнему виду.
— Фамилия!
— Мельников, — наконец, отвечает тот, стараясь не поднимать на меня глаз.
— Хорошая у тебя фамилия, Мельников…
Он молчит, не догадываясь к чему я клоню.
— Очень хорошая фамилия, а ты её позоришь! Нельзя так… Нужно с этим что-то делать… Что за паника в такой момент?
— Господин, ротмистр, не обращайте внимания — это он так, устал просто, — вступается за него Фёдор.