«Ты, мелкий засранец, выглядишь как девчонка!»
«Но ведь пассажиры все равно меня не видят. Я сижу в специальном помещении!» Может быть, я не догадывался, но у него из-за меня могли быть какие-то проблемы с либидо. Наверное, поэтому он так пытался бороться с длиной моих волос.
Мой отец работал на нефтяных месторождениях в Норфолке, в местечке под названием Бэктон-он-Си. Я помню, что моя семья довольно долго оставалась в Истбурне, Хэстингс, Норфолк, – все это очень далеко от Лондона. Одну зиму мы прожили в лагере. Было очень холодно, и мы там были единственными. Был не сезон, поэтому лагерь в итоге был закрыт. Подобное существование вдали от всего было ужасающим, почти как в фильме «Сияние». Очень странно. Помню, что этот выходил окнами на Северное море, ветер постоянно. Мне нравилась причудливость этого места. Я часами бродил там, представляя себе, насколько лагерь оживлен летом, как тысячи людей бродят по нему. Помню пустой бассейн. Здорово.
Мои отец и мать постоянно играли в своего рода «игры разума». Отец любил разные странные местности и здания вдалеке от людей. Он никогда об этом не говорил, но я видел, что ему такое нравилось. «Боже, мы тут повеселимся на славу!» Это было замечательно, фантастически. Мама приговаривала: «Ммм, на ужин снова вареный картофель!» Моя семья любила черный юмор.
Отец рассказывал нам истории про призраков, которые нас очень будоражили. Сначала мы пугались, но конец таких историй, как правило, заставлял нас чувствовать себя глупо. «Кстати, все это вранье!» – неизменно говорил он в завершение.
Мне нравилась семья моей матери в Ирландии. Они были странными, чудаковатыми людьми. Любили рассказывать истории о призраках, а я любил их слушать. Мне кажется, они были простаками. Они напоминали югославских крестьян, добродушных и странноватых. Они почти со мной не говорили, просто садились
напротив и смотрели в упор. Их взгляд красноречиво говорил обо всем: я – часть их семьи, поэтому все в порядке. Иногда они переходили на гэльское наречие, и тогда я не понимал ни слова.
Учила ли меня мама гэльскому? Нет. Отец и мать, покинув Ирландию, приняли решение, что никогда не будут говорить на гэльском. На тот момент они поддались модным тенденциям и, возможно, стыдились своих ирландских корней. Надеюсь, они обрубили все эти связи, чтобы забыть все горе, через которое прошли, и чтобы я его не унаследовал. Однако я чувствовал себя немного потерянным.
Мне хотелось узнать о своих корнях, но когда я побывал в Ирландии, то увидел, что там все вовсе не так романтично, как описывается в книгах. Истина всегда посредственна. Интересно, как бы я использовал гэльский язык, проживая в Лондоне? Здесь этот язык бессмысленный.
Мои родители правы. Мне бы потребовалось много времени, чтобы переучиться.
Ирландская сторона моего отца придавала его характеру некоторую причудливость, потому что у него не было хоть сколько-нибудь респектабельной семьи. Наши приезды в Гэруэй не были такими уж приятными. Как только умер мой дедушка, мы встречались только с сестрой моего отца. Отец моего отца был здоровенным старым хрычом. Он все время курил, пил виски и «Гиннесс». Он жил с женщиной-разнорабочей по имени Молл и был отцом семнадцати детей. Наверное, моему папе приходилось нелегко. Они жили в пабе «Данки», и это название было донельзя органичным. Помню, как моя мама говорила: «О, опять пойдем в Данки!»
И вдруг, о чудо! Появлялся еще один ребенок моего дедушки по линии отца.
В конце концов, он умер, занимаясь сексом с проституткой стоя в дверях. Он упал на спину, сломал череп, что и привело к мгновенной смерти. Ему было 70 лет. Я ездил в морг со своей тетей.
Его вытащили, череп вскрыли, затем довольно небрежно вернули обратно. Нос дедушки был немного согнут. Гениталии отсутствовали. Но я помню, какой у него был пенис. Он был огромный. Ни в каких порнофильмах я не видел ничего подобного.
Моя тетя посмотрела на мертвого отца и закричала. Она не могла поверить в то, что было перед ней. Вы когда-нибудь видели гниющий пенис? Ничего отвратительнее не придумать. Когда мы вернулись в Данки в ту ночь, она спала в комнате напротив меня и постоянно кричала, потому что ей снились кошмары. В тот момент я думал про нее что-то вроде: «Эх ты, глупая корова. То был твой отец».
Сколько я себя помню, мне всегда можно было пить пиво. Мне было одиннадцать, когда умер мой дедушка. Пока я бодрствовал, я спокойно мог находиться со взрослыми и выпивать.