Король широко открыл свои голубые глаза. Он уже раскрыл и рот, но задохнулся от возмущения. Когда Ричард был юнцом, очень дерзким и неопытным воином, его сопровождал более опытный, физически крепкий воин, к тому же более разумный и когда надо, осторожный. Саймон был рядом с ним, официально как щитоносец, а на деле, чтобы защищать Ричарда. Но теперь, спустя много лет, он уже не нуждался ни в такой защите, ни в советах. Саймон смело встретил его негодующий взгляд и от души рассмеялся.
– Я так и сказал, что за такое предложение Вы покончите со мной на месте, милорд, но королева настаивала, чтобы я передал Вам ее условие слово в слово. Она сказала, что она все еще ваша мать, и что она боится не Ваших врагов, которых Вы встретите лицом к лицу, а союзников, которые следуют у Вас за спиной.
Саймон очень осторожно подбирал слова. Он не сказал «люди» или «вассалы», что было бы открытым оскорблением дворян, собравшихся в зале, и к тому же прозвучало бы фальшиво, – люди Ричарда любили его. Саймон сказал «союзники», что вызвало возгласы одобрения.
Негодование исчезло с лица короля, сменившись своего рода благоговением. Ричарда всегда смущала способность его матери заглянуть в будущее. В большинстве случаев он предпочитал игнорировать ее предсказания, которые обычно касались различных политических вопросов и начинались с неизбежного «а если…. то…». Но сейчас он согласился в душе с предложением матери, так как в нем был здравый смысл. Дело в том, что Филипп Французский настолько «благоволил» к Ричарду, что предложил, чтобы отряд высокородных французских рыцарей сражался под личным знаменем Ричарда. И практически невозможно было бы избежать назначения одного из них на почетный пост, дающий право сражаться слева от него и в то же время защищать его со спины. Предусмотрительность матери снимала эту проблему.
– Очень хорошо. Даю слово: до тех пор, пока ты будешь в состоянии делать это, ты и только ты, будешь нести мой щит.
– Второе условие проще.– Саймон сделал, легкий жест, как бы отметая несущественную проблему. Для Ричарда это было пустяковым делом, но для него самого стояло на первом месте.
– Оно касается леди Элинор Дево, вашей подопечной, доверенной моим заботам. Возможно, Вы не забыли, милорд, какой беспокойный у нее характер, – Саймон, говоря это, ухмыльнулся, а Ричард откровенно рассмеялся.– Несмотря на это, а может, и благодаря этому, королева благоволит к ней. Именно потому второе условие звучит так: в случае моей гибели или смерти заботы о леди Элинор и ее владениях никому не будет доверены – их возьмет на себя королева.
– Несомненно, – с готовностью подхватил Ричард, желая как можно скорее избавиться от всей этой проблемы.– Отличная идея. Королева лучше всего справится с такой обременительной задачей. Подойди ко мне позднее, и я передам ее самое, ее владения и ее капризы в ведение королевы сегодня же.
– В таком случае, это все, что я хотел выяснить, милорд, – говоря это, Саймон постарался нечаянно не взглянуть на Лонгкемпа.– Когда Вы отправитесь в поход, я буду рядом.
После этого обсуждались другие государственные дела, спорные вопросы о землевладении, которые необходимо было уладить до отъезда короля, принималась клятва от управляющих замками и был учрежден налог на бродячих торговцев. Саймона это мало интересовало, и он был рад, когда, наконец, заседание закончилось. Оформление документов о передаче Элинор под опеку королевы заняло мало времени, хотя Саймон упрямо настоял на том, чтобы Лонгкемп подписал грамоту в качестве свидетеля так, чтобы позднее он не смог сказать, что ничего не знал по этому поводу. Наконец Саймон мог подумать и о своих личных делах.
Больше не шло речи о его заместителе. Да это и не было нужно. Если забота об Элинор и ее землях теперь находилась в руках королевы, даже Лонгкемп не осмелится вмешиваться в ее дела. Не было также теперь необходимости затрагивать вопрос о месте шерифа в Сассексе. Без сомнения, королева защитит интересы своего дворянина. Саймон был уверен: Лонгкемп понимал, что замахнулся на кусок больший, чем мог проглотить. Разумеется, в этом вопросе Саймон не добился своей цели полностью: Ричард не сделал выговор Лонгкемпу и не заставил его поклясться, что тот не будет вмешиваться в дела других в аналогичных ситуациях. Саймон, в конце концов, пожал плечами и отправился на конюшню проверить своих коней. Он решил, что нельзя получить все, что хочется, целиком, и, в принципе, он был доволен результатом сегодняшнего дня. Конечно, он по-прежнему считал поход в Святую землю безумством, но чем больше он размышлял о будущем наследнике Ричарда, тем больше укреплялся в мысли, что необходимо, во что бы то ни стало сохранить жизнь королю. Кроме того, он предвидел большие личные выгоды от тесного общения с королем. У Ричарда были свои недостатки – у кого их нет! – но скупостью он не страдал. Вильям Маршал, например, от менее щедрого господина не получил бы Изабель де Клер в награду за преданную службу. Саймон, взвинченный постоянными мыслями об Элинор, намеревался добиться такого расположения короля, при котором он сможет просить руки Элинор в качестве награды.
Единственное, что омрачало его удовлетворенность сложившимся положением дел, так это реакция Элинор. Он боялся, что она воспримет все не так, как он. Он не знал ее намерений, но мог представить, что она рассчитывает на получение у королевы разрешения на брак. А королева Элинор еще меньше, чем король, захочет выпустить из рук такой ценный приз, как Элинор и ее земли. И в душе Саймон был убежден, что королева действительно намекала Элинор на возможность ее отношений с ним вне брака!
Как бы ни был предан Саймон королеве, он не притворялся перед собой ни на секунду, что она придерживалась каких-либо моральных принципов.
Надежды Элинор на то, что королева одобрит их отношения, считая их ступенью на пути к женитьбе, были напрасны. Королева прекрасно знала отношение Саймона к женщинам – он не отличался добродетельностью. И королева знала Элинор: она рассчитывала, что решительно настроенная девушка вынудит его, в конце концов, уступить. Размышляя над этим, Саймон поглаживал холку своего коня, которого он получил от Элинор, из конюшни ее деда. Королева была права в своих предположениях: если бы на корабле не было так ужасно холодно, вполне возможно, Элинор сейчас уже не была бы девушкой. Саймон постарается не давать больше такой возможности своей очаровательной соблазнительнице.
Но были два момента, о которых не знала королева. Она предположила, что Элинор будет вполне удовлетворена, обладая телом Саймона, а необходимость прятаться и шептаться по углам будет для нее дополнительным удовольствием. Но королева ошиблась: Саймон знал, что хотя тело Элинор созрело для любви, для нее самой, в отличие от большинства женщин, ее тело не было основным в ее существовании. Ее гораздо больше занимали проблемы добычи рыбы, или то, как политика повлияет на цены при продаже шерсти. Элинор мечтала о таких семейных отношениях, какие были у ее деда и бабушки. Она говорила Саймону, какой видит их совместную жизнь. У нее не было ни желания, ни времени на любовь украдкой, по углам. И, разумеется, королева не представляла, как неудачно была составлена грамота на землевладения Элинор. Его умненькая возлюбленная рассчитывала на это. Возможно, она вовсе не обманывалась насчет намерений королевы. В любом случае, Саймон решил для себя, вздыхая, что безопаснее пока держаться от Элинор подальше. Слишком тесное общение с ней лишит его душевного равновесия.
Он подумал, что это уже произошло, если он прячется н конюшне, чтобы только не рассказывать о том, что ему удалось сделать. Конечно, он, не кривя душой, может сказать ей, что отправляется в поход с Ричардом по приказу королевы. «Какой я герой, – подумал он, – прячусь от одной женщины за юбку другой». Иронизируя, он все-таки в душе испытывал самый настоящий страх: он боялся не гнева Элинор, а ее слез.
Трусость, обнаружил Саймон, вызывает повышенную изворотливость ума. Элинор была хорошо воспитанная молодая женщина с безукоризненными манерами. Она никогда не позволит себе расплакаться или показать свой гнев на людях. Значит, будет лучше, если он поговорит с ней после обеда, во время танцев и развлечений. Слава Богу, в это время года не было возможности заманить его в залитый лунным светом сад, а когда они снова увидятся наедине, наступит следующее утро, и Элинор к этому моменту уже успокоится. Обдумав решение этой проблемы, Саймон испытал облегчение.