– Я ищу Джека Жака. Я читал его листовку про равенство. Я хочу помочь.
Они дружно смеются, но моя наивность запускает коллективное воспоминание. Жак и Кехинде – и остальные, на заднем плане, – в этой самой комнате.
Это наш шанс. Новое общество, новое начало. Я хочу этим воспользоваться, остановить хаос, стать маяком для остальной страны – черт возьми, да и для всего мира.
На нем костюм сливочного цвета. Попав ко мне в голову, воспоминание подергивается рябью, и костюм становится белым, как в памяти проститутки.
Кехинде смеется. И где мое место в этом Эдемском саду? Какую роль в нем будут играть ослушники?
Жак склоняется к нему. Чтобы вырастить сад, нужно зернышко – это я. А еще нужно удобрение – и это ты. Навоз не слишком приятно пахнет, но без него не обойтись.
Я чувствую, как Кехинде ощетинивается – но соглашается. Да, ребята, так вежливо, как этот парень, меня куском говна еще не называли.
Смех эхом доносится из прошлого, смешиваясь со смехом в настоящем.
Я знаю, что не должен сомневаться в приказах, но начинаю гадать, что такого плохого случится, если позволить этому человеку, этому Жаку, воплотить свои идеи. Криминальные элементы будут всегда, так почему бы и не использовать их для какой-нибудь благой цели? Зачем нам – зачем мне – убивать его?
Мне велят ждать, когда со мной свяжется помощница Жака. Я коротаю время за работой – копаю канавы. Хренов Данлади учил меня, что, когда ты под прикрытием, лучше всего заниматься ручным трудом. «Он помогает оставаться в форме, и можно думать, пока машешь руками». Данлади был прав наполовину. Не проходит и недели, как мышцы у меня становятся крепче, но вот песни, помогающие нам поддерживать ритм, гипнотизируют, вводя в состояние безмыслия, заставляя пассивно впитывать сальные байки, которые травят работники. Я не стану их повторять. Вечерами мы пьем самогон и бурукуту[1], произведенные в самых изысканных ванных комнатах.
Я опираюсь на кирку, дожидаясь, пока из канавы, которую мы роем, уйдет вода, когда ко мне подходит женщина. Она чиста – то есть я не слышу ни одной ее мысли. Такое иногда бывает. Некоторые люди обладают иммунитетом к инопланетным спорам, а у некоторых – как у моей начальницы – есть против них защитные средства. Дети постоянно лезут играть в воду, и наш формальный прораб вынужден каждый раз их прогонять.
Женщина останавливается на краю канавы и смотрит вниз, на меня.
– Это ты Эрик?
– Да.
– Что тебе нужно от мистера Жака?
– Я хочу с ним работать.
– У него нет для тебя денег.
Я пожимаю плечами.
Она изучающе смотрит на меня – так смотрят на сома, проверяя, свежий ли он, – а потом качает головой.
– Нет. Ты мне не нравишься. Возвращайся туда, откуда пришел.
Она поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю ее за щиколотку.
– Подожди, – говорю я.
– Убери руку.
– Я правда хочу помочь ему воплотить свое видение…
– Отъебись.
Она высвобождается из моей хватки и уходит.
У нее хорошее чутье. Я должен был проявить больше алчности. В Нигерии идеалистам не доверяет никто, даже фундаменталистские церкви. Поэтому Жака и ждет смерть. Наверное.
Я слежу за штаб-квартирой Кехинде глазами и разумом, надеясь, что Жак объявится там. Вот и все мои занятия: я рою канавы, моюсь и ем на рабочем месте, а потом прихожу сюда и жду. К пятьдесят первому дню я делаюсь таким жилистым, словно копал всю свою жизнь, – и тут Жак врывается в инопланетную мыслесферу с такой силой, что мне кажется, будто он прибыл сюда лично. Это не так.
Уже вечер. Лист рифленого железа, на котором я сижу, согревает задницу иссякающим солнечным теплом. Я вижу, как помощница Жака садится в джип вместе с Кехинде. Они едут на встречу с ним, а у меня нет машины, чтобы пуститься в погоню. Гонимый инстинктом, я перепрыгиваю с крыши на крышу, чтобы не упустить джип из виду. Это не паркур; это спотыкающаяся импровизация, бег на грани падения, едва не вгоняющее меня в паралич переживание в зеленом свечении купола. Я не обращаю внимания на ругань обитателей хибар, чьи крыши попираю ногами; как минимум однажды моя левая нога проваливается внутрь. Когда джип останавливается, я понимаю, что они ехали вовсе не на встречу. Они ехали на поединок. У одного бойца над головой, точно нимб, завис чужой – из тех, которых прозвали «фонарями», другого сопровождает гомункул. Интересный выбор. Борцы, усиленные инопланетянами. Только в Роузуотере.