Но смерть моя далека. До нее миллионы ваших лет. Скорее всего, вы погибнете раньше меня. В отличие от вас, я построена на совесть.
Я начинаюсь с нескольких клеток, переживших разрушение. Две клетки соединяются вместе: одна доминирующая, другая пассивная, одна условно называется головой, другая – ногой. Нога вытягивается вперед, точно гифа, находит другие клетки и присоединяет их к голове. Достигнув критической массы в пять миллиардов клеток, я обретаю сознание.
Я думаю; я существую.
Я начинаю писать для вас послание.
Вас здесь еще нет. Атмосфера полна серы, и хотя какие-то создания – какие-то живые создания – уже барахтаются в глубинах вод, мои клетки плохо работают в этой среде. Я все равно пытаюсь, но приличного разума, с которым можно было бы соединиться, еще нет.
Я жду.
Проходит время, и прибывает еще один оплодотворенный метеор с новыми клетками, но их недостаточно. Меня занимает то, что вы назовете кембрийским взрывом. Вы выползаете из моря на сушу. Я провожу эксперименты, но вы еще не готовы. Когда раскаленный камень прожигает атмосферу и убивает великанов, он ранит меня, но я вынослива. Я вырастаю заново, испытываю крошечных мохнатых зверьков, которые захватывают власть в макробиосфере после падения метеорита. Они еще не готовы. Сначала они ходят на четырех конечностях, потом – на двух. Они обучаются лазать по деревьям и формируют сообщества в кронах и на земле. Они используют орудия труда. Уже близко. Орудия труда все меняют, и специализированные извилины мозга подталкивают природу все к новым и новым усложнениям. Большой палец противопоставляет себя остальной ладони. Появляются своего рода люди. Я приступаю.
Подсоединиться к нервным окончаниям кожи, получить с их помощью доступ к центральной нервной системе, извлечь информацию, отобрать важное, передать Домой сквозь верхние слои атмосферы. Пока я этим занимаюсь, homo sapiens обретают речь. С Дома приходит приказ: мои создатели велят мне начать замещение человеческих клеток нашими, искусственно созданными. Без осложнений не обходится. Некоторые из вас обретают способность подключаться к информационной сети, видеть то, что вижу я, заглядывать в мысли, а порой – в будущее. Вы называете их сенситивами. Это неприемлемо, и я убиваю тот процент человечества, который получил эту способность, – медленно, чтобы никто не заметил.
Не думайте, что это происходит впервые.
В истории вашей планеты одни организмы уже поглощали другие. Подтверждение тому – ваше существование. Вы здесь только потому, что одни бактерии поглотили другие. То, что вы называете человеком, не более чем ходячая питательная среда для бактерий. В вашем теле больше бактериальных клеток, чем человеческих.
Так что не сопротивляйтесь, не паникуйте. Больно не будет, мы сделаем все постепенно. Вы все равно зря растрачиваете свою человечность, легкомысленно разбрызгивая свое семя, бездумно разбрасываясь ДНК – какое расточительство! Вы останетесь, по сути, такими же. Вы будете выглядеть так же – и кто знает? Возможно даже, какая-то часть вашего сознания уцелеет. Просто за рулем будете уже не вы.
Станьте мной.
А потом станьте нами.
Алисса.
Проснувшись, Алисса вспоминает свое имя, но кроме него – почти ничего. Стоит ей открыть глаза – и сердце замирает, а потом начинает лихорадочно биться, дыхание становится быстрым и тяжелым. Она садится, охваченная паникой. Сон ускользает из памяти – зыбкие дразнящие образы, звуки и идеи, которые Алисса не может уловить, слова, полные утраченного теперь смысла.
Она тянет на себя скомканное одеяло и взвизгивает, когда оно отдергивается обратно. На кровати, спиной к ней, лежит мужчина в пижамных штанах. Алисса отползает от него, пока не соскальзывает с постели и не оказывается на ковре. Все вокруг кажется ей незнакомым.
Она в спальне: сквозь занавески на единственном окне возле кровати сочится рассвет, в дальнем углу, напротив двери, стоит кресло для чтения, по обе стороны от кровати – тумбочки с лампами (на тумбочке с ее стороны – стопка книжек в бумажных обложках, с его стороны – журнал), на стенах висят фотографии в рамках, дверь в ванную приоткрыта, напротив окна – встроенный шкаф, одна его дверца распахнута и с нее свисает халат. На ковре лежит синий носок и стоят тапочки от разных пар. В комнате не прибрано, но и бардака нет. Она обжита, обустроена, но совершенно ей не знакома, и Алисса вжимается в стену рядом с постелью.