— Здесь ничего нет!
— Только не открывайте глаза, ни в коем случае! Считайте!
— Что считать?!
— Что угодно, Ардинаэль! Свое имя! Сколько букв?
— Ар-ди-на-эль… два, шесть, еще три… девять!
— Вода?
— Четыре!
— Архитектура?
— Архи-тек… четыре, три, четыре — одиннадцать! Она уходит, мэтр Сарттас!..
— Очень хорошо. Не отпускайте всю, прикажите небольшому количеству остаться.
Потоки липкой тьмы схлынули обратно, только тонкая струйка от указательного пальца соединяла меня с черной гладью озера.
— Теперь откройте глаза.
Я все так же сидела на диване, напротив сосредоточенный мэтр Сарттас. Скосила глаза к рукам — на указательном пальце левой руки трепетал послушный черный огонек. Не дергался, не стремился разрастись и вырваться.
— Вы управляете магией, Ардинаэль, а не она Вами. Приказывайте, будьте твердой. Это ваша суть, она не должна Вас пугать.
— И… что теперь с этим делать? — я аккуратно подцепила огонек другой рукой.
— Вы можете отпустить его обратно в озеро. А можете, например, расколоть вон тот аппетитный орех самаконской пальмы.
— Она всегда так будет выглядеть? Как черное пламя?
— Нет, конечно. Это самая простая, примитивная форма. Но уже другие преподаватели будут Вас учить изменять ее, подстраивать под текущие задачи. Мы пока осваиваем только контроль. За орехи спасибо, и себе возьмите, очень вкусные. Итак, продолжим. В этот раз возьмите чуть больше…
***
— Хельме, дурак, измажешься весь травой! Погоди, я и плед взяла, помоги-ка…
Я вытряхнула сумку, только вместе с голубым пледом на землю шлепнулось еще кое-что. Черный всклокоченный клубок возмущенно прошипел «мгрф-фя» и заметался по полянке, не найдя укрытия лучше, чем глубокая корзинка с продуктами. У Мексы глаза на лоб полезли.
— Ардин, это что? — с беспокойством глядя на припасы, спросил Анхельм.
— Да вот… завелось. Подкармливаю… Видимо, ночью уснул в сумке, а я и не доглядела…
В корзинке подозрительно зашуршало и зачавкало. Быстро у крыжтенка режим сна на режим еды переключается.
— А… сожрет же все, — с отчаянием смотрел Хельме на подрагивающую корзинку.
— Дин, погоди. Как «завелось»? — Мекса, наоборот, смотрела на торчащие острые ушки с каким-то священным трепетом. — Это же манс…
— Ну как, само приползло, да и осталось… Манч, ты хотела сказать? Да не, вроде не похож…
— Манс!
Мы с Хельме недоуменно переглянулись, впервые слыша незнакомое слово. А Мекса, отодвинув нас, подошла к корзинке поближе и неожиданно запела. Низко-низко, еле слышно, каким-то утробным пением. Чавканье прекратилось, острые черные ушки замерли. Мекса продолжала, мерно раскачиваясь, и ушки поползли наверх, являя миру настороженные зеленые глаза-бусинки, умную острую мордочку и длинные усы, перепачканные соусом. Мекса замолчала и черная головка юркнула обратно.
— Манс… настоящий! Я их лет семьдесят не видела…
— Мекса, тебе и двадцати нет, ты что говоришь…
— Я-мы, — смутилась она. — Мы. Отец не видел. Дед еще застал. Ай, потом объясню. Это же манс!
— Да поняли уже! Что за манс?
— Проводник.
— Мекса, я тебя стукну когда-нибудь, вот клянусь! Объясни уже толком.
— Мансы всегда в Лесу жили. Порождения магии. Изначальной. Магия уходит, мансы уходят. Люди еще давным-давно от них манчей вывели. Только ваши манчи уже без магии, глупые, ленивые. Диких мансов давно не видели. Они — проводники. Только сами выбирают, кого вести.
— Куда вести-то?
— Вообще, — пожала плечами Мекса. — По жизни.
Объяснила так объяснила.
— А в Академии он откуда взялся, раз их даже в Лесу не осталось?
— Пришел. Или возник. Значит, была необходимость. У тебя, Ардина.
— Не-не, погоди, а я-то тут причем? Он ко мне случайно залез, и даже хорошо, что в сумке спрятался, тут на природе и оставим…
Черные ушки навострились, показался хвост. Тварюшка осторожно выбралась из корзины, затаившись за ней. Затем медленно, не спуская с нас глаз-бусинок и перебирая тонкими лапами, добралась до моей сумки и скрылась в ее недрах.
— Не случайно. Он тебя уже выбрал. Как носителя такой же магии.
— Э-ээ… И что с ним делать теперь?
— Ничего. Кормить. Они неприхотливые.
— Неприхотливые! — взвыл Хельме, уже копаясь в корзинке и оценивая ущерб. — Печенье-то мое первым делом сожрал!
Сумка тихо икнула и окончательно успокоилась.
Хельме зря переживал — дядюшки еды не пожалели, как в трехдневный поход собрали. Нашлись там и нетронутые бутерброды, и питье, и даже пирожные в картонной коробочке. Сладкое отдали страдальцу на диете. Потом долго лежали на солнышке, жмурились от счастья, отгоняли бабочек.
— О чем думаешь, Ардин? — пощекотал мне лицо травинкой Хельме.
— Да вот как все странно обернулось… То никого у меня не было, ну, Беата только, а то разом и вы, и Интальд, и дядюшки. И еще вот чудище шерстяное приблудилось… А мне все не спокойно.
— Магия тревожит? Ты вроде справляешься…
— Да не… Она тоже, но больше другое. Интальд сказал, что лет двенадцать назад у него будто все связи с родом оборвались. Меня одну не почувствовал, но я и «запечатанная» была. Тогда же я в приют угодила, а что до этого было — совсем не помню. Что такое могло произойти? Просто если разом вся родовая связь оборвалась, то… ну, знаешь… я, конечно, всякое передумала, но… как так может быть, чтобы умерли все, разом?
— Ты права, очень странно. А не думала, что ну… убили всех?
— Страшно такое думать. Может, несчастный случай какой? Ну, землетрясение там или еще что… Может, где-то да записано такое, что разом много людей погибло, оттуда и искать. Знать бы еще, где это было…
— Так погоди, имперские хроники же! Туда ведь со всех земель ежегодные отчеты шлют, да в двух экземплярах. Один в библиотеку Единого храма Сот-Кангамы, второй в столицу, во дворец! Если и искать, то там! Только в библиотеку Сот-Кангамы никак не попасть, там помимо хроник таки-ие книги хранятся, мышь не проскользнет, храмовники костьми лягут, а чужих не пустят.
— А во дворце нас тем более не ждут, — огорчилась я.
— Ну-у, вообще-то ждут, — потянулась разомлевшая Мекса. Продолжать она не спешила и мы с Хельме, не сговариваясь, шлепнули интриганку куда дотянулись.
Данстор.
По весне, за пару недель до совершеннолетия и за месяц до начала летнего отбора в Академии Ровельхейм, Данстор Гратис обнаружил еще кое-что. Детская забава, охота на хумриков, ему никогда особо не нравилась, но от скуки он присоединился к ватаге местных мальчишек. Хумрики глупые, неповоротливые, разве ж это охота? Высунется зверек из норы, только и цепляй подслеповатую лысую головенку. Ни шкурка, ни мясо ни на что не годятся, так, дураку развлечение.
Твари они магические, да только магии той совсем крохи, так, пара искорок. Себя защитить и то не могут, на что она им нужна — непонятно. Это он еще прошлой весной проверил, поймав одного, да пощекотав пузо веточкой. Если тот и пытался защититься, то не успел — Данстор ловко перехватил волшебные крупинки. Хумрик был отпущен с миром, магия же его так и развеялась в воздухе, не создав никакого эффекта.
Сейчас же он с ленцой наблюдал, как деревенский мальчишка подцепил очередную жертву самодельным веревочным арканом, да дернул так резко, что зверек хрустнул, пискнул и больше не жил. Идиот, с глухим раздражением подумал Данстор. Мальчишка быстро сдернул петельку и убежал к своим, а Данстор остался рядом с мертвым хумриком. От трупика поднимался поток магии. Плотный, зеленый, совсем не те одиночные искорки, что он видел раньше. Быстро перехватив поток прежде, чем он развеется, Данстор ощутил одуряющий запах весеннего леса и луговых трав.
Как и раньше, удержать магию не смог, та просочилась сквозь ладони в землю. Зато еле пробившаяся травка вдруг встрепенулась, налилась соком и пошла в безудержный рост. Магия жизни, и сколько же ее!