– Счастливо, щен! Береги себя. Не приставай к лунных зайчикам, не убивай белых кроликов и не переедай за ужином!
– Сам ты щен! – отвечал лунный Ровер. – И прекращай есть брюки волшебников!
И все. Тем не менее я верю, что с тех пор он беспрерывно приставал к Человеку-на-Луне, упрашивая послать его на каникулы к Роверандому, и что тот несколько раз разрешал ему такое путешествие.
И затем Роверандом улетел с Мью, а Человек ушел в свои подвалы. А лунный пес все сидел на крыше и смотрел, пока они не скрылись из виду.
4
Дул ледяной ветер, срываясь с Полярной Звезды, когда они пересекли край мира, и холодная пыль водопадов обдавала их.
Путь назад давался с трудом, потому что на сей раз в магии Псаматоса не было спешки. Поэтому они рады были отдохнуть на Острове собак. Однако из-за своей все еще заколдованной величины Роверандом не получил от этого посещения особого удовольствия. Все собаки были чересчур большими и шумными и чересчур презрительно отнеслись к нему, а кости на костяных деревьях оказались слишком крупными и крепкими для его зубов.
Был рассвет послепослезавтрашнего дня, когда они, наконец, завидели вдали черные скалы дома Мью. Когда же они приземлились в бухте Псаматоса, солнце мягко грело им спины, а верхушки бугорков песка у воды уже посветлели и высохли.
Мью коротко крикнул и стукнул клювом по лежавшей на земле деревяшке. Деревяшка немедленно встала вертикально и обернулась левым ухом Псаматоса, к которому присоединилось и другое ухо, а затем, очень быстро, – и вся голова колдуна вместе с шеей.
– Эй, вы, двое, что вам угодно в это время дня? – грозно прорычал Псаматос. – Это мое лучшее время для сна!
– Мы вернулись! – произнесла чайка.
– И ты, я вижу, позволил, чтобы тебя всю дорогу тащили на спине? – сказал Псаматос, поворачиваясь к песику. – После драконьей охоты я мог бы предположить, что твой небольшой перелет для тебя – сущая ерунда.
– Извините, пожалуйста, – промолвил Роверандом, – но я оставил мои крылья там: в действительности они не принадлежат мне. И я бы предпочел снова стать обыкновенной собакой.
– О! Прекрасно. Тем не менее, надеюсь, тебе понравилось быть Роверандомом. Тебе непременно должно было это понравиться[7]. Впрочем, теперь ты снова можешь быть просто Ровером, если ты этого действительно хочешь. И, конечно, ты можешь отправляться домой и играть там своим желтым мячиком, и спать на креслах, когда представиться случай, и сидеть на коленях, и вообще быть респектабельной маленькой пустолайкой.
– А как же мальчик? – спросил Ровер.
– Но я думал, ты сбежал от него, дурачок, аж на Луну, – промолвил Псаматос, делая вид, что удивлен и раздосадован, однако в одном из его знающих глаз мелькнул веселый огонек. – Я сказал: домой, и я имел в виду твой дом. Не заикайся и не возражай!
Бедный Ровер заикался, потому что пытался выговорить очень вежливое «мистер П-саматос». На это ему понадобилось некоторое время.
– П-п-пожалуйста, мистер П-п-псаматос, – наконец произнес он как можно более проникновенно, – п-п-пожалуйста, п-простите, но я снова с ним встретился, и я больше не стану убегать, и потом, ведь я действительно принадлежу ему, разве не так? П-поэтому я просто обязан вернуться к нему!
– Чушь и ерунда! Разумеется, ты не обязан и не вернешься! Ты принадлежишь той старой даме, что первой купила тебя, и вернуться должен к ней. Если бы ты знал Закон, глупая ты собачонка, тебе было бы известно, что краденое или заколдованное покупать нельзя. Мать мальчика потратила на тебя шесть пенсов, вот и все. Да и вообще, что значит какая-то встреча во сне? – заметил Псаматос, лукаво подмигнув Роверу.
– Я думал, некоторые из снов Человека–на-Луне оборачиваются правдой, – сказал маленький Ровер очень печально.
– О! Неужели? Ну, это дело Человека-на-Луне. Мое же дело – вернуть тебе прежнюю величину и отправить назад по месту принадлежности. Артаксеркс отбыл в иные сферы своего применения, так что его можно в расчет не брать. Подойди-ка сюда!
Он немного придержал Ровера, плавно провел своей жирной ручкой около его головы и – ну-ка, быстро!
Никаких изменений не произошло…
Он повторил все сначала – и снова никаких изменений…
Тут Псаматос выскочил из песка, и Ровер впервые увидел, что у него ноги, как у кролика. И он начал топтать, и кататься, и поддавать ногой песок в воздух, и крушить морские раковины, и фыркать, как рассерженный морж…
И все-таки ничего не произошло!
– Что натворил волшебник водорослевый, чтоб ему волдырями с бородавками покрыться! – выругался он.
– Что натворил персидский сниматель слив и сливок, чтоб ему в банку с повидлом влипнуть! – заорал он и продолжал орать, пока не устал.
Затем он сел.
– Ну и ну! – произнес он в конце концов, когда немного поостыл. – Век живи – век учись. Но Артаксеркс!.. Это нечто особенное. Кто бы мог подумать, что он будет помнить о тебе среди всех своих свадебных восторгов и потратит свое самое сильное заклятье – на кого?! – на собаку, перед самым своим медовым месяцем! Как будто его первого заклинания было недостаточно, чтобы шкуру спустить с несчастного глупого щенка!.. Ну, ладно. Во всяком случае, я избавлен от необходимости выдумывать, что делать, – продолжил Псаматос. – Возможно только одно. Тебе придется отыскать его и попросить у него прощенья.
Но, даю слово, я ему это попомню! Я буду помнить до тех пор, пока море не станет вдвое солонее и вполовину суше.
А пока вы, оба! Отправляйтесь-ка погулять и приходите через полчасика, когда у меня настроение улучшится.
7