Что же в это время делал Человек–на–Луне?
Ну, сначала он выпустил эту огромную ракету. Затем он произнес: «Чертова тварь!», и еще: «Чертовы щенки! Они вызовут преждевременное затмение!» И вслед за тем он спустился в подвалы и раскупорил кромешно–черное заклинание, видом напоминавшее желеподобную смесь дегтя с медом и пахнувшее как Пятое ноября вперемешку с квашеной капустой [ 5 ноября 1605 года в Лондоне был раскрыт заговор, имевший целью свержение короля и роспуск Парламента. В этот день, известный как «День Гая Фокса» (по имени самого известного из заговорщиков) в Англии жгут костры и устраивают фейерверки. (Вероятно, поэтому Пятое ноября должно пахнуть порохом.) — Прим. пер.].
В этот самый момент Дракон, вытянув громадную когтистую лапу, начал заход над башней, чтобы сшибить Роверандома прямо в никуда. Но так и не сшиб: Человек–на–Луне выстрелил из нижнего окна заклинанием и со всплеском поразил им Дракона в желудок (который у всех драконов особенно чувствителен). И затем он резко крутанул им, словно рычагом.
Дракон, потеряв от боли соображение, не сумел справиться с управлением и с грохотом врезался в гору. И трудно сказать, чему был нанесен больший ущерб — его носу или горе: и то, и другое «вышло из формы».
Итак, обе собаки ввалились внутрь башни через верхнее окно и еще целую неделю никак не могли отдышаться. А Дракон медленно, петляя из стороны в сторону, полетел восвояси и еще много месяцев тер нос.
Следующее затмение сорвалось[42], потому что Дракон был слишком занят зализыванием своего обожаемого пузика и не уделил этому внимания. И у него так и не сошли черные пятна — там, где его поразило заклинание. Боюсь, они теперь уже никогда не сойдут. Поэтому с тех пор его зовут Пятнистое Страшилище.
3
День спустя Человек–на–Луне посмотрел на Роверандома и сказал:
— Ты был на волосок от гибели. Похоже, светлую сторону ты исследовал совсем неплохо для молодой собаки. Думаю, когда ты наконец отдышишься, тебе стоит посетить другую сторону.
— А мне можно? — спросил лунный пес.
— Тебе это не пойдет на пользу, — сказал Человек, — да я и не советую. Ты можешь увидеть там то, от чего почувствуешь себя еще более бездомным, нежели от огня и дымовых труб, и что может оказаться не лучше драконов.
Лунный пес не залился краской только потому, что не мог этого сделать. Он ничего не сказал, но пошел и сел в углу и стал с изумлением думать о том, сколько же этот старый человек знает обо всем, что происходит, и обо всем, что говорится. Кроме того, он на какое–то время задумался, что означают слова старика. Но ненадолго: он был парень легкомысленный.
Что касается Роверандома, то когда он наконец спустя несколько дней отдышался, Человек–на–Луне пришел и свистнул ему.
Затем они шли все вниз и вниз по ступенькам, в подвалы, прорытые в скале и имевшие крохотные окошки, глядевшие по разные стороны пропасти на дикие лунные места, и затем по тайным ступеням, которые, как казалось, вели прямо в основание гор; и так до тех пор, пока, по прошествии долгого времени, не очутились в полностью затемненном месте и не остановились, — хотя голова Роверандома продолжала кружиться от всех этих миль ввинчивания вглубь подобно пробке.
В полной темноте Человек–на–Луне засветился бледным светом, наподобие светляка, и это был их единственный источник света. Его было тем не менее вполне достаточно, чтобы разглядеть большой люк в полу. Старик потянул люк на себя. И по мере того, как тот приподнимался, казалось, тьма истекает из отверстия, подобно туману, так что Роверандом больше не мог различить сквозь нее даже слабого мерцания, исходившего от Человека.
— Вниз, ступай вниз, хорошая собака, — произнес голос из черноты.
И вы вряд ли удивитесь, если услышите, что Роверандом не был хорошей собакой и не мог сдвинуться с места. Он прижал уши и отполз в самый дальний угол: он гораздо больше боялся этой дыры, чем старика.
Однако ничто не помогло. Человек–на–Луне просто поднял его и швырнул прямо в черную дыру. И, падая, падая в никуда, он слышал, как тот кричит ему, уже издали:
— Падай прямо и затем лети по ветру! Жди меня на другом конце–е–е!..
Это должно было бы его утешить, но не утешило. Позже Роверандом всегда говорил, что даже падение через край мира не могло бы быть хуже. Это был самый отвратительный миг во всех его приключениях. Когда бы он ни подумал о нем, у него всегда возникало чувство пустоты в животе. Вы и теперь можете быть уверены, что он опять переживает все это, когда громко скулит и дергается во сне на коврике у камина.
Однако все когда–нибудь подходит к концу. Спустя некоторое время падение начало замедляться и наконец почти полностью прекратилось. Остальной путь Роверандом проделал при помощи крыльев, и это напоминало полет все вверх и вверх через большую печную трубу. К счастью, ему всю дорогу помогал сильный сквозняк.
Как же он обрадовался, когда, наконец, добрался до верха!
Там он и лежал, тяжело дыша, на краю дыры, на другом ее конце, и послушно, хотя и с беспокойством, ждал Человека–на–Луне.
Тот появился еще не скоро, и у Роверандома достало времени разглядеть, что он находится на дне глубокой темной лощины, окруженной низкими темными холмами. Казалось, на их вершинах отдыхают черные облака, и между облаками виднелась только одна звезда.
Внезапно песик почувствовал, что очень хочет спать. Какая–то птица пела неподалеку в темных мрачных кустах усыпляющую песню, и это было странно и удивительно после немых крошечных птичек светлой стороны, к которым он привык. Он смежил веки.
— Эй, псина, просыпайся! — услышал он сквозь сон и вскочил как раз вовремя, чтобы увидеть, как Человек вылезает из дыры по серебряному канату, который в тот момент ловко закреплял на ближайшем дереве огромный бледно–серый паук (гораздо крупнее Человека).
Наконец Человек–на–Луне вылез и сказал пауку:
— Спасибо! Ну, а теперь живо убирайся!
И что бы вы думали: паук убрался, с превеликим удовольствием. На темной стороне Луны живут черные пауки, весьма ядовитые, хотя, возможно, и не такие огромные, как чудовища светлой стороны. Они ненавидят все белое, или белесое, или светлое, но особенно они ненавидят белесых пауков светлой стороны: этих они ненавидят люто — как богатых родственников, редко наносящих визиты своим не столь удачливым собратьям. Серый паук рухнул по своему канату обратно в дыру, и в этот самый миг из дупла вывалился черный паук.
— Эй–эй! — закричал старик черному пауку. — А ну–ка, назад! Это моя личная дверь, не забывай! Сделаешь мне гамак покрепче вон из тех двух тисов, и я, так и быть, прощу тебя.
— Ну и долгое же это дело — карабкаться сначала вниз, а потом вверх, сквозь середину Луны, — сказал он Роверандому. — Думаю, не помешал бы небольшой отдых, пока они не прибыли. Знаешь, они очень милые, но требуют порядочно энергии. Конечно, я мог бы прибегнуть к крыльям, да только я от них быстро устаю. А кроме того, это означало бы необходимость расширить дыру — ведь она не соответствовала бы моим габаритам с крыльями. Кстати сказать, я великолепный канатолаз.
— И как тебе эта сторона? — продолжал он. — Темная со светлым небом, да? А та была светлая с темным небом… Полная противоположность. Только здесь гораздо меньше настоящего цвета[43] — ну, того, что я зову настоящим цветом: громкого и многозвучного.
Вон, видишь: чуть–чуть мерцает под деревьями? Огнебабочки, алмазные жуки, рубиномотыльки и все такое… Чересчур крошечные, чересчур — как все яркое на этой стороне. И живут ужасно — в соседстве, хм, с совами размером с орла[44], черными, как смоль, и с воронами, бесчисленными, как воробьи, размером с грифа, и со всеми этими черными пауками… Однако, что лично мне здесь меньше всего по нраву, так это бархатистые куцехвостки. Ни перед чем не останавливаются, летают где попало в облаках целыми тучами и не убираются даже с моей дороги. Стоит мне испустить сияние, как они тут как тут и забивают мне всю бороду…
42
Остается тайной, как Человек–на–Луне координирует производимые Великим Белым Драконом затмения с расписанием («они приведут к преждевременному затмению!» и «дракон был слишком занят зализыванием своего обожаемого пузика, и не уделил этому внимания»). Однако задолго до «Роверандома» в различных мифологиях существовало традиционное мнение, что затмения производятся драконами — пожирающими, а не просто затемняющими, луну или солнце.
43
В «Почему Человек–на–Луне спустился с Луны слишком рано» Человеку «наскучил его блеклый минарет»: Не по болезненно–призрачным огням селенитов — Он устало тосковал по огню Погребального костра, рдеющего червонным и алым И испускающего оранжевые пламенеющие языки, По морям синевы и по оттенкам, полным страсти, На рассвете, танцующем и юном.
44
В действительности существует «орлиная сова» — разновидность сов крупного размера и свирепого нрава, изредка долетающая до Англии из Скандинавии. Обладает черно–коричневой окраской верхней части спины и головы.