Мама в восторге, целует и хвалит обеих.
– Вот бабушка и тетя Соня обрадуются, а то я все их огорчала тем, что Леля плохо учится. Сегодня же напишу им письмо.
Вдруг звонок. Аришка бежит открывать дверь, возвращается с улыбкой до ушей и подает маме свернутую бумажку:
– Вам телеграмм.
– Телеграмма, – ворчливо поправляю я.
– А так красивше: вам – телеграмм.
Таша бросается к маме.
– Ты опять уедешь?
Лицо мамы становится немного грустным.
– Нет, нет, никуда я не уеду, моя цыпочка. Какая погода чудесная, – быстро переходит она к хорошему настроению, – солнышко светит, идемте гулять.
– Солнце на лето, зима на мороз, – говорит няня, доставая наши одежки.
На Пасху я получила поздравительную открытку от тети Сони. «Какой ты молодец, что выучила Ташу читать, – писала она. – Надеюсь, так же будешь молодцом и на экзаменах».
Боже мой, все только и говорят об этих экзаменах! Но, странное дело, они меня совершенно не волнуют. А тревожит меня мысль о том, что скоро в институт, насовсем. Когда я думаю об отъезде, точно какая-то льдинка проскальзывает мне в сердце и становится так холодно и тоскливо. Но не надо об этом. Ведь впереди три месяца. Лето. Отяково. Булановы приедут погостить недельки на две, Дуня будет приходить каждое воскресенье. Мама сказала, что как мы только вернемся из Москвы, то сразу переедем в Отяково.
Экзамен в институт
14 мая мы выехали с мамой в Москву. Лодыженских в Москве уже года два не было. Дядя Илюша кончил учиться и занял какую-то выборную должность в Пензенской губернии. Кроме того, у него много хлопот по хозяйству. Два имения, в одном конный завод. Дядя Илюша очень увлекается им и устраивает там всякие новшества; Володя Сухотин заканчивает гимназию, живет с дядей Гришей и тетей Анютой. А с Мишей что-то плохо. Из кадетского корпуса выгнали, сейчас устраивают его живущим в гимназию. Остановились мы у дедушки Сергея, маминого папы. Там мужское царство. Сам дедушка, два долговязых гимназиста, Коля и Аля, и два денщика. Мачехи маминой нет. Я спросила маму:
– Почему Коля и Аля такие носатые, ведь дедушка красивый?
– В их мамашу. Ее нос Бог семерым нес, а ей одной достался.
– А почему ее здесь нет?
– Ну, знаешь, – рассердилась мама. – Ты слишком много вопросов задаешь, лучше давай я тебе диктант сделаю.
И вот наконец я, наряженная в белое пикейное платье с голубым шелковым поясом, завязанным сзади бантом, и с голубой лентой в распущенных волосах, отправляюсь с мамой на экзамен. Какое унылое и огромное здание этот институт у Красных ворот! Оно выходит и на Садовую и занимает большую часть Басманной. Нам открывает дверь швейцар в ливрее с галунами и длинными бакенбардами. Мы раздеваемся и поднимаемся по широкой мраморной желтой лестнице на второй этаж. Вот громадная двухэтажная зала, в старину она называлась «двухсветной». Родители остаются в коридоре. Я никогда бы не догадалась, что это коридор, думала, что это большая комната, если бы сухонькая маленькая женщина в темно-синем платье не сказала властным голосом:
– Родители, останьтесь в коридоре, а дети идите за мной в залу.
Нас рассаживают за столы. Рядом со мной оказывается очень милая девочка, у нее большие синие глаза и короткие, распущенные по плечам волосы. Она их все время приглаживает и дружелюбно поглядывает на меня. Мы начинаем знакомиться, ее зовут Тиной Жардецкой, она тоже поступает в седьмой класс. В институте счет наоборот: самый старший – первый класс, а самый младший – седьмой. А приготовительный – до седьмого. Начинаются экзамены. Я еле-еле натягиваю на семерки, только чтение хорошо. Да, отметки в институте 12-балльные, семь – удовлетворительно, а шесть – плохо. Когда я писала диктант, как всегда, испачкала все пальцы чернилами. Ко мне подошла высокая молодая дама, тоже в синем платье: «Ты что же пальцы о чулки вытираешь? Пойдем со мной, вымоешь руки». И она повела меня из залы по широченному коридору. В конце коридора – окно во всю стену, а по бокам – двери в классы. Во всех классах шли занятия. Только в последнем классе направо, видно, учительницы не было и девочки толпились около двери, чуть приоткрывая ее. Они с любопытством разглядывали меня, а я – их, но разглядеть мне их не пришлось. Моя спутница строго прикрикнула на них, и они скрылись за дверью. Одеты они, мне показалось, очень странно: юбки до полу. В конце коридора мы свернули налево, в маленький коридорчик. Там была раковина, и сердитая дама сама принялась отмывать мне руки, что-то приговаривая о моей беспомощности. Когда мы вернулись, девочки выходили из залы к своим родителям.
– Ну, хорошо хоть, без переэкзаменовок, – сказала мама.