Перешла я в шестой класс с довольно приличными отметками, но свою нелюбовь к немецкому языку не сумела пересилить и получила дополнительную работу на лето по немецкому письменному. Мама решила мне взять гувернантку, как тогда называли домашних учительниц, чтобы укрепить мои слабые познания. <…>
Лето 1911 года. Немка
В начале лета, как в прошлом году, к нам приехали трое Булановых. Опять шумные игры и развлечения и уединенные беседы с Маней. Однажды, за день до отъезда Булановых, няня, которая никогда не вторгалась в наши игры, вдруг стала настойчиво звать меня и Ташу домой.
– Там приехала учительница.
У меня екнуло сердце. Мама была в Можайске.
– Идемте все.
Я стала впихивать всех в столовую. На пороге стояла маленькая, худенькая женщина, у нее было растерянное лицо, а испуганные глаза стали еще круглее, когда она увидела пять разгоряченных сорванцов.
– Вы не пугайтесь, – ласково сказала няня, – наших только двое. – И она увела ее в детскую.
«Зачем няня лебезит перед ней», – подумала я со злостью и обратилась к ребятам:
– Ведь мы же собирались пойти в лес. Чего ждать? Идем.
– Не надо! – попросила Маня, но остальные изъявили готовность.
– Можно предупредить, – предложил Витя и, пройдя в переднюю и наклонившись к замочной скважине двери, ведущей в детскую, громко крикнул по-немецки: – Мы идем в лес.
Все опрометью кинулись из дома. Одна Маня пыталась удержать то одного, то другого, но безрезультатно; когда она поймала меня за руку, мы были уже в поле, за канавкой.
– Леля, Леля, – говорила она запыхавшись, – неужели тебе ее не жалко, вон она бежит за нами, ведь она не знает, куда идти. Представь себя на ее месте, в чужой стране, в чужом доме…
Что-то шевельнулось во мне, но злость моментально поборола это чувство. И почему-то не приходило мысли в злую голову, что в появлении гувернантки виновата я сама и только я.
Немка нагнала нас, мы пошли рядом. Маня, подбирая слова, заговорила с ней по-немецки, она с готовностью отвечала. Я смотрела на Маню и думала: «Вот так друг! Она не на моей стороне, а на ее, предательница!» И вместе с тем что-то говорило мне, что Маня права.
Вот с такими противоречиями в самой себе я встречалась часто. Фрейляйн Эльза звали мою первую гувернантку, а я прозвала ее за глаза «немка», и так же стали ее звать Таша, Аришка и Яков. Мама с няней звали ее ласково «немочка», они ей симпатизировали. <…>
Мое же время, кроме обязательных занятий по немецкому, главным образом уходило на чтение. Любимые книги были: «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу и «Принц и нищий» Марка Твена, также с удовольствием читала Желиховскую и Чарскую. Сейчас эти авторы презираются, их считают сентиментальными, истеричными и недалекими. Я с этим совсем не согласна. Если автор будит хорошие чувства в душе ребенка, спокойно и последовательно, не забивая молотком гвоздей, разворачивает картины отвращения от зла, себялюбия, жадности и капризов, пытается дать ответы на бурю вопросов, обычно одолевающих детей, причем ответы понятные и гуманные, то это уже приемлемо. <…> Еще любила читать детские журналы – в те времена их было много, на любой вкус. Мама выписывала сначала «Малютку» и «Светлячок», а потом «Путеводный огонек». Недолгое время выписывали «Золотое детство», но у нас этот журнал не привился.
С ранних лет мне полюбился один рассказ в «Малютке», назывался он «Наташина звездочка», автора не помню. Там говорилось о том, как одной девочке очень понравилась блестящая звездочка на елке, но, так как украшения для елки береглись на следующий год, мама сказала ей:
– Пусть эта звездочка будет твоя, но ты будешь видеть ее только на елке, а если ты возьмешь ее в руки, непременно разобьешь – она такая хрупкая.
Девочка согласилась. На другой день к ним пришел совсем маленький мальчик, ему тоже понравилась эта звездочка. Он так умолял дать ему хоть на минутку подержать ее, что Наташа сама попросила маму исполнить его желание. И мальчик разбил звездочку. Наташа была неутешна. Она легла на постель и ни с кем не хотела говорить. Когда мама пришла вечером раздеть ее, она поднесла девочку к окну и, указывая на звезды на небе, сказала:
– Смотри, сколько звезд, выбирай себе любую.
И Наташа выбрала себе звездочку и каждый вечер любовалась на нее. Когда я стала постарше, поняла, почему мне нравился этот рассказ. У каждого должна быть своя звездочка.
Редактором «Путеводного огонька» был писатель Федоров-Давыдов, мы с Ташей любили его повести, идущие с продолжением в журнале. <…> Журнал «Задушевное слово» мне тоже нравился, но мне приходилось его видеть только у Булановых. Еще мы с Ташей любили рассказы Засодимского и небольшую книжку «Ася» Иогансона.