- Теперь что-нибудь весёленькое. – Сообщил слушателям Канарейка. – А то вы того гляди зарыдаете.
Снова ловкие пальцы забегали по аккордам, зазвенели струны, умело направляемые рукой опытного гитариста. Песня Высоцкого про Ваню и Зину в особых комментариях не нуждалась – её с первых же срок встретили дружным смехом и аплодисментами. А я…Я вновь была глубоко потрясена почти незаметным и абсолютным перевоплощением Вадима Канаренко. Только что я видела задумчивого, грустного романтика с чистой душой – и вот уже передо мной сидел задиристый, шустрый мальчишка, из глаз которого куда-то исчезла беспредельная тоска, а на смену ей пришло озорное, безудержное лукавство. О, да, сейчас я верила, что это – хулиган!
…Ой, Вань, гляди-кась, папуга-айчики-и-и!
Ну я и-богу закричу-у-у!
А енто хто в кароткай маички-и-и?!
Я, Вань, такую жу хачу!
Теперь я понимала, что имел в виду Виталик, когда говорил, что дело не только в красоте. Лицо Вадима Канаренко действительно было красивым – по общепринятым стандартам. Даже при тусклом свете я сумела обратить внимание на его белую, нежную кожу, на тонкие, аккуратные черты: прямой нос, чувственные, в меру полные губы, высокие скулы, мягкий подбородок. Однако красота его, несмотря на всё вышеперечисленное, могла бы считаться весьма распространённой, если бы не эта редкая способность Канарейки играть своим лицом!
Его лицо, по сути, было таким же инструментом как гитара в руках – каждый мускул на нём жил своей жизнью и одновременно подчинялся хозяину как та же гитарная струна. Наблюдать за мимикой Вадима можно было бесконечно. Он пел живо, задорно, зажигательно, а я, даже не прислушиваясь особо к словам песни, следила то за его сияющими глазами, то за тёмно-русыми бровями, успевающими за один короткий миг сходиться у переносицы и тут же взлетать вверх, то за ровными, чистыми зубами, то за игривыми кукольными ресницами. Я не знала, на что именно мне смотреть, но оторваться не могла, и трудно было понять, как ему удалось так легко переключиться с серьёзной песни на подобную лихую сатиру?! Словно и не он это сидел сейчас печальный и мечтательный, когда я вошла.
ПРИРОЖДЁННЫЙ АРТИСТ! – дошло вдруг до меня. Именно прирождённый – от природы, от бога! Потому что этому не учатся. Такими рождаются. Ни малейшего стеснения перед зрителями, полная уверенность в своей незаурядности и неуёмная, бьющая через край энергия – вот что прочитала я во всём облике Вадима Канаренко.
- Ну? Чего же ты стоишь? – Услышала я над ухом ироничный голос Виталика. – Иди, влепи ему пощёчину, скажи, какой он дегенерат и развратник.
- Перестань. – Агрессивно огрызнулась я и тут же почувствовала себя неловко. Я ведь и правда всё нынешнее утро сгорала от ненависти к оскорбившему меня школьному фантому. А теперь этот наглый пожиратель батончиков сидел передо мной, и я не могла на него налюбоваться. Кстати, не я одна – обаяние Канарейки вряд ли могло кого-то оставить равнодушным, к нему было приковано внимание всех, собравшихся в этом зале, и я невольно поддавалась массовой эйфории. Как мастерски, как профессионально умел этот парень зачаровывать публику! Он ведь не просто пел сейчас! Нет, он в буквальном смысле разыгрывал диалог в лицах – меняя голос, меняя интонацию, и выходило у него это так грамотно и классно, как, наверное, не получилось бы и у самого автора песни!...
Ты, Зин, на грубость нарываис-ся,
Всё, Зин, абидеть нарави-ишь,
Тут задень так накувыркаис-ся,
Придёшь дамой – там ты сидишь!
Ну и меня, канешна, Зин,
Всё время тянет в магазин,
А там друзья, ведь я же, Зин,
Не пью адин!
На этот раз шум аплодисментов меня буквально оглушил, и я вдруг осознала, что сама хлопаю в ладоши вместе со всеми как полоумная. Вот повеселится сейчас надо мной Виталик! Я посмотрела на него и, к своему удивлению, не обнаружила никакой иронии в свой адрес – Виталик, как и все остальные, находился во власти этого гипноза. Но что я, в принципе, удивлялась? Это же его лучший друг.
Вадим тем временем, церемонно раскланявшись в разные стороны, вручил гитару невысокому щуплому пацану, сидевшему поблизости и, поднявшись со стула, перебрался во второй ряд. Взгляд его остановился на мне, потом озадаченно переместился на Виталика.
- Привет. – Это было предназначено для нас обоих.
- Чего-то я тебя сегодня всё утро не видел. – Это относилось персонально к Павлецкому.
- Ты-то сам где был? – Отозвался Виталик не очень-то радостно. – Меня уже сегодня сто раз на ноль умножили по твоей милости.
- Да? – Искренне удивился Канарейка. – За что конкретно?
- За всё хорошее. За вчерашнюю географию и сегодняшнюю физкультуру. Марго тебя поймала или нет ещё пока?
- Нет, бог миловал. А ты-то здесь при чём, что-то не въезжаю. – Вадим перелез через ряды стульев и оказался возле нас. Господи, его бездонные глаза, были точно такого же цвета, как и надетая на нём тёмно-голубая толстовка!
- Да я всегда ни при чём. А получаю кирпичом. – Виталик обернулся ко мне. – Вот, кстати, ещё одна потерпевшая. Первый день в нашу школу пришла и уже «приятные» сюрпризы из карманов извлекает.
Канарейка взглянул на меня с весёлым любопытством:
- Так это твоя куртка, что ли, была?
- Моя. – Голоса своего я почти не услышала – до того он вдруг стал тихим и робким.
- Ну тогда пардон, я не знал, что ты новенькая. Остальные к моим шуткам уже давно привыкли.
Не знаю, для чего он извинялся? Весь вид его излучал такую нахальную самоуверенность, что в прощении моём он совершенно не нуждался.
- Меня Вадим зовут – Канарейка протянул мне через Виталика свою руку, и я с каким-то непонятным благоговением пожала его прохладную, мягкую ладонь.
- Меня – Ксюша.
- Ну и как тебе наша школа, Ксюша?
- Я тебе уже говорил. – Вмешался Виталик. – Ты своими примочками девушке на весь день настроение испортил. Сначала Марго на меня наорала по поводу географии – я из её кабинета вышел и прямо Ксюше в лоб дверью заехал с расстройства. Потом Паша на меня собак спустил из-за того, что ты раздевалку открытой оставил – она за меня заступилась и тоже замечание получила ни за что. И в довершение всего этого по дороге домой она обнаруживает в кармане резинку и фантик. Не многовато ли для первого дня?
- Многовато. – Согласился Вадим, однако глаза его смотрели на меня по-прежнему весело и совершенно невозмутимо. – Но кто же виноват, что всё так наложилось?
- Мог бы в качестве поощрительного приза и целый батончик положить. – Заметил Виталик. – В виде большого исключения.
- Не мог. Я на батончики жадный.
- Это точно. Я Ксюше уже рассказывал. Натуральный батончиковый маньяк.
- Вадик, Виталик и Ксюша! – Неожиданно донёсся до нашей маленькой компании голос Татьяны Евгеньевны. – Вы там так увлеклись, что ничего не слушаете!
Надо же, она запомнила, как меня зовут! Виталик живо подпрыгнул с места:
- Извините, Татьяна Евгеньевна. А о чём вы говорили?
Воронина с укоризненной улыбкой покачала кудрявой головой:
- О чём и собирались говорить. О спектакле. Выбирайтесь сюда, поближе, будем думать, какую роль дать Ксюше.
Мы послушно переместились на первый ряд. Виталик усиленно помогал мне – подавал руку, следил, чтобы я не зацепилась колготками за стулья. Канарейка же, давно опередив нас, уже сидел возле Татьяны Евгеньевны.
- Значит так…- Учительница оглядела всех собравшихся ребят. – У нас ещё нету Белоснежки и Герды…
- У-ау! – Вадим взвился со стула как реактивный самолёт. – Давайте Гердой её назначим, Татьяна Евгеньевна?! Мы с ней вместе будем в ящике сидеть!!!