– На следующей неделе в Холируде состоится официальное оглашение, – говорит Алекс, – и я уверен, что к этому будет приковано всё внимание прессы. Давайте надеяться, что мои южные кузены влезут в какой-нибудь скандал, и СМИ хотя бы отчасти от нас отвлекутся.
Он улыбается и обводит нас взглядом. Поразительно, но в устах Алекса всё это звучит нормально и обыденно. Как будто Холируд – просто какое-то место, а не, черт возьми, королевский дворец. А его «южные кузены» – члены английской правящей династии, и, господи помилуй, они вот-вот станут родственниками Элли.
– Вы уверены? – спрашиваю я, и все поворачиваются ко мне.
Я смотрю на Элли… о боже, до сих пор я не понимала, что значит выражение «ее глаза метали молнии». Но примерно так она сейчас смотрит на меня.
Возможно, когда сестра сообщает о своей помолвке, нужно сказать что-нибудь другое. Но я просто не смогла удержаться.
– Дэйзи… – бормочет мама.
Алекс откашливается, а у Элли начинает дрожать коленка. Я знаю, что это значит. В детстве она всегда дрыгала ногой, прежде чем стукнуть меня локтем или пожаловаться маме, что я говорю глупости. Перед отъездом в Шотландию моя сестра была настоящим человеком, с живыми чувствами, я до сих пор вижу этого человека.
– Извините, – говорю я, глядя вокруг. – Я хотела сказать – наверное, все мы знали, что так и будет, но… – Я неопределенно машу руками. – Ты до сих пор не позволяла нам познакомиться с родственниками Алекса, а теперь хочешь… – я снова проделываю тот же жест, – просто взять и плюхнуть всех в один котел.
Элли краснеет. Непонятно, от смущения или от ярости.
– Это свадьба, а не… то, что ты сказала, – наконец произносит она.
А папа, почесав лохматую бородку, замечает:
– Если хорошенько подумать, свадьба – просто очень формальный и дорогой способ плюхнуться…
– Лайам, – предупреждает мама, но тут же начинает смеяться и добавляет: – Представляешь себе приглашения? «В этот счастливый день наша дочь намерена плюхнуться в объятия такого-то…»
Папа разражается хохотом, а у Алекса слегка подергиваются губы. Элли впивается ногтями себе в ляжки.
Округлив глаза, я указываю пальцем на родителей.
– Видишь? Вот какое бедствие ты навлекаешь на Шотландию. Эти люди – бабушка и дедушка будущего короля.
Мама снова смеется и вытирает глаза:
– Господи, я об этом как-то не подумала. Мой внук будет королем.
– Или королевой, Бесси, мы же за равноправие, – говорит папа и живо интересуется: – А мы тоже получим титулы? Я буду «королевский дедушка»?
Трудно понять, говорит он серьезно или шутит. Папа всегда такой. А Элли сидит прямо и неподвижно, как Снежная королева. Она вот-вот разобьется на тысячу сверкающих кусочков.
Алекс вновь похлопывает ее по коленке и храбро улыбается нам, как, наверное, улыбается очередному сумасшедшему, который подбегает к нему и заявляет, что он и есть настоящий принц Шотландский.
– Мы что-нибудь придумаем, сэр, – говорит он папе и смотрит на меня. – Я понимаю, что в твоей жизни произойдет некоторая перемена, Дэйзи.
Это его фирменный взгляд, предназначенный для бедных страдающих детей в больнице – голова чуть наклонена, брови сдвинуты, синие глаза полны сочувствия. Алекс часто так смотрит: сочетание авторитета и мужественной красоты должно убедить нас, что всё будет в порядке.
– Но, пожалуй, не такая большая, как ты думаешь. Мы пытаемся жить относительно скромно, честное слово. Наша семья сделает всё возможное, чтобы смягчить… возможные неприятные последствия для тебя.
Откинувшись на спинку кресла, я скрещиваю руки на груди. Мне нравится Алекс, ей-богу. Он очень славный парень, но у него та еще биография, и я никак не могу избавиться от ощущения, что происходящее чертовски несправедливо: мне придется тащить эту ношу ради того, чтобы Элли могла стать принцессой.
Конечно, я всё понимаю, и, надо признать, Элли выглядела как принцесса примерно с трех лет, но мне кажется, что это… не знаю. Как-то бессмысленно. Махать толпе, разрезать ленточки, служить украшением – только потому, что тебе довелось родиться в определенной семье.
Ну или удачно выйти замуж.
– Уверяю тебя, – продолжает Алекс, – что в целом это будет самая обычная свадьба.
– Ее покажут по телику, – напоминаю я. – В норме так не бывает.
Углы рта у Элли опускаются, и она вновь делается похожа на мою старшую сестру – ту, которая некогда отняла у меня все цветные карандаши за то, что я воспользовалась для рисунка ее любимой помадой. Должна сказать в свою защиту, что из того оттенка розового получился просто невероятный закат. Мой рисунок до сих пор висит у мамы на работе.