— Вы хотите стать кем‑то или чем‑то другим, сэр, — постаралась она подобрать понятные старику слова. — Продолжить бытие в новом качестве.
— Да, — закивал он. — В точку. Не дельфином, конечно, как ваш этот… как его… Ага, ага, Элвис Рош, ну и ладно. Он теперь дельфин Элвис, хе-хе. Вряд ли кто называет животинку по фамилии, хотя, думаю…
— Это был его выбор, сэр, — мягко оборвала Лиджин Доусон. — Каким бы ни был этот выбор, к нему следует относиться с уважением и пониманием.
— Так это… — смущённо крякнул старик. — Я отношусь. Потому и пришёл к вам.
— Вы в самом деле решили рекомби… стать другим?
— Решил, — кивнул Бекхайм.
— Но вы должны понимать, сэр, что обратной дороги не будет. Повторная рекомбинация невозможна, — традиционно предупредила Лиджин, как предупреждала всех приходящих в этот офис. Вы хотите стать аквариумной рыбкой? Странноватое желание, конечно, но — пожалуйста. Только вы должны помнить, что обратная рекомбинация… Итак, вы определились с новой структурой?.. Вы хотите стать электромобилем? Компьютером? Унитазом? Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Всё это очень полезные и необходимые вещи, ваш выбор понятен. Но вы должны сознавать, что обратной дороги не будет.
— А она мне нужна? — дёрнул подбородком Бекхайм. — Не нужна она мне, обратная дорога.
— Даже не знаю, сэр. Вы — старейший житель Земли, и, наверное, я… я не могу самостоятельно принять решение в вашем случае. Я всего лишь сотрудник третьего уровня сложности.
— Сложности, — повторил старейший, снова вытягивая из кармана трубку. — Ага… Но дело‑то несложное, а?
— Полагаю, в вашем случае оно выше уровня моей компетенции.
— А-а… — Бекхайм покивал, пососал трубку, мучаясь желанием раскурить её немедленно. Поморщился, сунул обратно в карман. — И как же нам быть?
— Понимаете, сэр, жизненный ресурс у вас ещё довольно велик, вы формально здоровы, и главное — вы особый человек, старейший житель планеты. Конечно, ваша воля — это ваша воля, и никто не имеет права препятствовать её исполнению, если исполнение не задевает ничьих интересов. Но… А если не секрет, — зачем вам это?
Старый Бекхайм поелозил в кресле, заставив его перетекать, плавиться и реконструироваться в режиме реального времени, умноженного на два. Задумчиво потерев усталые глаза, покряхтел, сказал:
— Зачем… Знаешь, дочка, лет этак после ста я начал замечать, что… В общем, наступили такие времена, когда жизнь моя между днями рождения стала отличаться только цифрами. Скверные времена, надо сказать. А ещё жизнь нынче такая… такая… неживая, что ли. Не моя жизнь. Не привык я к такой, понимаешь. И по Ханне тоска берёт. Уж любил я её, что там… Да и привычка за пятьдесят‑то лет… Вот чем дольше живу, тем больше тоска… Пора мне, дочка. Спасибо, конечно, вам, что век мне растянули, но — пора. Устал я быть самым старым жителем Земли. И земли‑то нет — везде этот ваш фолиблеск.
— Полифлекс, — поправила оператор.
— Ну, я и говорю, — кивнул старик.
— Ханна — это ваша жена, — заглянула Лиджин Доусон в монитор. — Перестала функционировать пятьдесят девять лет назад.
— Перестала, ага. В девяносто втором и померла. А ты откуда знаешь?.. А, ну да, вы же сейчас всё про всех знаете… Всего год не дожила до вашего этого, как его… научного рывка прогресса.
— И какой вариант рекомбинации вас устроил бы, мистер Бекхайм? Не дельфин — понятно. Ну а в каком качестве вы хотели бы продолжить?
Старик оживился. Глаза его заблестели. Неизменная трубка была снова вытянута из кармана и отправлена в рот.
— Понимаешь, дочка, я вот думал, думал. А потом меня как стукнуло. Как Элвиса этого вашего увидел, так и… Ханна моя очень розы любила. Больше, чем меня даже, наверно, хе-хе… Уж так их обожала! Она всё наказывала мне, чтобы на могиле у неё розы росли. А какие тут розы, когда и могилы‑то не было до недавнего времени. Четыре года назад я её похоронил по-человечески, как землю мне дали. А розы мои не взошли, вот такая беда, дочка. Померли семена, видать. Им же лет‑то было… больше, чем тебе, ага. Много больше.
— Да, сэр, понимаю. Но разве проблема купить розы?
— Да нет, не понимаешь. Я про розы говорю. Про настоящие, живые, которые в земле растут, а не эти нынешние… пластилиновые.
— Современные моделированные розы невозможно отличить от тех, что вы называете живыми, сэр.
— Это ты так думаешь, дочка. Потому что живых‑то не видела сроду. А уж Ханна моя отличила бы и без очков, будь спокойна.
— Ну хорошо, — кивнула Лиджин Доусон. — Итак, мы говорили о том, в какой структуре вы хотели бы продолжить жизнь.