- Мы здесь отдохнем? - спросила она, когда Эрик придержал лошадей и отпустил поводья, предоставив своему скакуну спокойно подниматься к развалинам по заросшей травой колее.
- Мы здесь подождем, - ответил он, направляя коня лишь едва заметным нажимом колен.
Сидя к нему вплотную, Розалинда невольно расслабилась: она доверилась ему - крепости гранитных бедер, к которым была прижата, силе рук, что гак властно удерживали ее в седле, теплу дыхания, которое она ощущала у себя на шее. Однако неожиданный ответ заставил ее стряхнуть это блаженное оцепенение.
- Подождем? Чего?
- Мы будем ждать Гилберта. И твоего отца.
- Но зачем?! - воскликнула Розалинда в испуге. Она повернулась, чтобы взглянуть на его лицо. - Зачем их дожидаться, когда мы с такой легкостью можем скрыться?
Эрик смотрел куда-то в сторону. Его лицо не выражало никаких чувств ни гнева, ни даже простой озабоченности.
- В мои намерения вовсе не входило покинуть Стенвуд. И тебе пора уже было бы это понять.
- Но теперь все изменилось. Теперь ты выдал себя.
Он повернул коня туда, где некогда простирался двор замка, а затем взглянул в ее побледневшее лицо:
- Единственное отличие заключается в том, что все участники игры теперь знают друг друга. Тайн больше нет. Однако ты все еще моя жена. А Гилберт все еще мой враг.
- Но... но если он тебя найдет... тебя убьют! Он и его люди! У тебя не останется ни единого шанса!
- Предоставь Гилберта мне, Розалинда.
- Но мы можем спастись! Просто скакать и не останавливаться.
- Так жить, как ты предлагаешь, трудно. Достаточно трудно даже для мужчины, когда он один. И просто невозможно, когда с ним жена. Нет, мне понравилось в Стенвуде. И никто нас оттуда не выкурит.
Положив таким образом конец спору, он остановил коня. Они находились у той самой маленькой каменной кладовой, где Розалинда прятала раненого Клива... казалось, что с того времени миновал год, а не какие-то жалкие недели.
Соскочив с коня, Эрик обернулся к Розалинде и, подняв руки, положил ладони ей на талию, чтобы снять с седла и ее. Она наклонилась, оперлась руками на его плечи и, как только он поставил ее на землю, поспешила вернуться к разговору, который не считала завершенным.
- Затевать сейчас новую стычку с Гилбертом - бессмысленный риск, начала она, не дожидаясь, пока он уберет руки с ее талии.
- Я не хочу говорить о Гилберте.
- Отец не станет тебе помогать...
- Обсуждать действия твоего отца я также не хочу.
- Но они найдут нас...
- В конце концов - да. Но еще не сейчас. А пока они нас ищут, у меня другое на уме.
Он привлек ее к себе. Она уперлась руками ему в грудь - надо же заставить его прислушаться к ее доводам. Но он не собирался отказываться от своих намерений и, наклонив голову, заставил ее принять его поцелуй.
И тут же рассыпались прахом все доводы рассудка, которые казались Розалинде такими основательными. В пламени, охватившем обоих, сгорели ее бессильные протесты. Но каким бы яростным ни был его натиск, каким бы жгучим ни был ее ответный порыв - не просто плотская страсть владела сейчас Розалиндой. Она прильнула к нему так, как могла бы припасть к источнику самой жизни, ибо у нее уже не оставалось сомнений, что без Эрика ей незачем жить. Если жизнь чего-нибудь стоит - они должны быть вместе.
Его рука скользнула по спине Розалинды, не оставляя без внимания и ласки ни один изгиб ее тела, а потом опустилась ниже, чтобы прижать ее к себе покрепче и дать ей почувствовать твердые контуры его тела. Она с готовностью откликнулась на этот молчаливый призыв: голова у нее слегка закружилась, и кровь радостно зашумела в ушах. Здесь бьет родник жизни, подумала Розалинда. У них двоих достаточно силы, чтобы породить новую жизнь.
В этот момент она поняла, что хочет родить ему ребенка, и счастливые слезы подступили к глазам.
- Я люблю тебя, - повторяла она едва слышно, не уклоняясь от его поцелуев. - Я люблю тебя. Люблю. Люблю...
Глухо застонав, Эрик поднял голову и спрятал ее в мягкий шелк волос Розалинды.
- Ах, проклятье, не в таком месте я хотел бы обладать тобой. Не на кучах листвы в руинах замка! - Он хрипло засмеялся, а потом вздохнул:
- Тебя следовало бы ласкать на шелковых простынях или на самых мягких мехах...
- Мне не нужны эти...
- Но они у тебя будут.
Он помолчал; сейчас его глаза поражали прозрачной ясностью
- Есть вещи, о которых я тебе не рассказывал, - сказал он тихо, не отводя от нее взгляда. - Но ты должна о них узнать
- Мне безразлично, что это за вещи, - перебила его Розалинда. - Просто приди и ляг рядом со мной. Мы устроим постель - одеяла у меня с собой. - Она погладила его по плечу и взяла за руку. - Пойдем.
Эрик молча взглянул на нее, словно вбирал в себя ее образ, а потом склонился к руке и поднес эту руку к губам. Один поцелуй он запечатлел на пальцах, другой - на нижней стороне запястья, третий - в самом центре ладони. Затем выпрямился и прижал руку Розалинды к груди, чтобы она почувствовала, как бьется его сердце
- Ты пришла ко мне, когда я не смел на это надеяться. За это, моя колючая Роза... - Его голос прервался, и дивный холодок пробежал по ее спине. - Моя Розалинда...
Они вместе занялись тючками с нехитрой поклажей, которые отвязали от седел, и пустили лошадей пастись на свободе. Из одеяла получился чудесный ковер. Из собранной листвы - ложе невиданной формы. Небеса раскинулись над ними, как голубой шатер, расшитый золотом, затмевающий своим сиянием самый великолепный из расписных церковных куполов. Пение бесчисленных птиц и стрекотание кузнечиков слились в ликующую серенаду, а вокруг расцветала красота, с какой никогда не сравнится прелесть творений человеческих рук.
Когда Эрик привлек Розалинду к себе, она знала, что ничего иного ей не нужно. Он осторожно снял с нее плащ, а потом обеими руками отвел длинные пряди с ее щек и пригладил их.
И ее пальцы также пробежали по его волосам, которые казались слишком мягкими и шелковистыми для такого загрубелого мужчины, как он. Подбородок Эрика был колючим из-за отрастающей щетины, но зато получался волшебный контраст: мягкие волосы, шершавый подбородок, мягкие губы. Ее пальцы скитались по его лицу, словно пытаясь изучить лицо ее мужчины. Розалинде открывалось все: и какие густые у него ресницы, и как вьются волосы у него на висках.