Ее губы дрогнули.
- Я люблю тебя, - ответила она чуть слышно.
- Тогда обвенчайся со мной в церкви. Подтверди перед Богом тот обет, который мы дали в день весеннего обручения.
Она тихонько рассмеялась и поднялась на цыпочки, чтобы запечатлеть на его губах торжествующий поцелуй.
- Наш небесный Отец наверняка был с нами на том ужасном помосте у виселицы. Чтобы угодить тебе, и отцу, и всем прочим, я повторю свои обеты в церкви. Но знает Бог - и я тоже это знаю, - что мы с тобою уже муж и жена. Отныне и навсегда.
Эпилог
Весеннее солнышко пригревало двух разомлевших гончих. Их бока поднимались и опадали в мирной дремоте; судя по тому, как подергивались время от времени их лапы, словно они бежали по земле, им грезились упитанные, сочные зайцы.
Когда раздался пронзительный боевой клич расшалившегося ребенка, обе собаки мигом вскочили и насторожились. Однако они быстро сообразили, что их сон был прерван маленьким крепышом, который повязывал им вокруг шеи ленты своей матери, пытался Кататься на них верхом и порой делился с ними своим ужином, поэтому они, лениво поворчав для порядка, снова разлеглись на земле и погрузились в свои собачьи сны.
Солнечные лучи, заливавшие ярким светом уютный уголок двора замка - Сад Радости, - столь же щедро освещали и человека, который с нескрываемым удовольствием созерцал открывшуюся его взгляду картину. Сэр Эрик лорд Стенвуд-Касл, широкими шагами приближался к саду, не слишком прислушиваясь к тому, что спешили доложить ему сенешаль и дворецкий, с трудом поспевавшие за ним.
- ...Депеша насчет податей с ленных владений...
- Да, да, Седрик, Ты просто подсчитай, сколько следует уплатить, а я позднее просмотрю твои записи.
Эрик жестом отослал управляющих, не отрывая взгляда от женщины, которая легкой походкой шла вдоль живой изгороди из роз, окружающей хорошо ухоженную лужайку с грядами трав и цветов. Как всегда, завидев ее, он ощутил, как она ему необходима... и какой несказанной радостью полнится душа: ведь его не было в Стенвуде целых четыре дня.
Он медлил, наслаждаясь мирной картиной, радующей глаз, звуками и запахами места, которое за пять минувших лет стало его домом. До него долетело благоухание роз - аромат, в его воображении навечно связанный с Розалиндой. Незамеченный ею он наблюдал, как она срезает розы для букета. Маленький Уайетт носил за ней уже наполненную цветами корзинку. Поодаль, на расстеленном пледе, дремал сэр Эдвард в обществе малышки Лауреллы.
Эрик созерцал идиллическую сцену, едва ли не дивясь силе собственных чувств.
- Что же вы колеблетесь? - прервал размышления Эрика звучный молодой голос. - Если вы не спешите ее приветствовать, так я могу вас и не дождаться. И тем самым, как я полагаю, разрушу ваши планы, судя по тому, что вы едва не загнали лошадей по дороге из Лондона, лишь бы поскорее вернуться домой.
Эрик состроил зверскую гримасу, но притворная ярость тут же сменилась самой чистосердечной улыбкой.
- Смотрите-ка, стоит посвятить человека в рыцари, и он сразу где-то набирается дерзости и высокомерия. Потерпите минутку, и я вас ей представлю, сэр Клив.
Уайетт первым заметил отца, шагающего по двору по направлению к ним.
- Папа! Папа!
Корзинка с розами немедленно была забыта. Со счастливым смехом он помчался через лужайку со скоростью, на которую были способны крепенькие ножки четырехлетнего ребенка.
- А вот и мой мальчик! - Эрик высоко поднял Уайетта и, к полнейшему восторгу последнего, перекувыркнул его в воздухе. Он тут же был вознагражден: руки малыша крепко обняли отцовскую шею, и Эрик с удовольствием вдохнул исходивший от ребенка запах-задах земли и роз. А потом Уайетт прижал ладошки к щекам Эрика.
- Почему тебя так долго не было? - упрекнул он отца.
Светлые брови мальчика сердито опустились - совсем как у Эрика, когда тот бывал чем-либо недоволен. Сходство оказалось столь разительным, что Клив невольно рассмеялся.
- Я вернулся, как только смог. - Эрик тоже не удержался от смеха. - Но скажи мне, сын мой, ты хорошо заботился о нашем доме, пока Клив и я были в отъезде? Здорова ли твоя маленькая сестра? А мама?
- Еще как заботился! Все здоровы. Мама показала мне, как узнавать время по новым солнечным часам. А Лаурелла ничего не делала - только ела да спала и просто лежала в саду.
Эрик снова засмеялся. Ему приходилось следить за собой, чтобы не стиснуть ребенка слишком сильно. Господи, да был ли в мире еще хоть один такой же счастливый человек? Он усадил Уайетта к себе на плечо и зашагал дальше.
Пока отец и сын обменивались приветствиями, Розалинда стояла на краю своего сада, пытаясь поскорее собрать в корзинку рассыпанные по земле розы. Но когда она увидела направляющегося к ней супруга, корзинка снова была позабыта. Не заботясь о строгом соблюдении приличий, Розалинда подобрала юбки и бросилась навстречу Эрику.
- Папа! Мама! - жалобно взмолился полузадушенный Уайетт. Зажатый между обнявшимися родителями, он возмущенно хлопал их по головам. - Мне же тут тесно!
Эрик поднял руку и ободряюще потрепал сына по макушке, не отрывая взгляда от прекрасного лица жены. В ее золотисто-зеленых глазах светилась такая беззаветная любовь, что у него комок подкатил к горлу, и он еще крепче обнял ее.
Первой обрела голос Розалинда.
- Хочешь посмотреть на маленькую Лауреллу? - спросила она, заметив, что сэр Эдвард поднялся и машет им рукой.
- Я хочу посмотреть на обоих моих детей, - тихо проговорил Эрик, все еще уткнувшись носом в ее затылок. - Но затем... - Он поцеловал ее и привлек к себе, чтобы она могла ощутить всю силу его устремления к ней. - Затем, может быть, мы сумеем выбрать время, чтобы подумать, как бы подарить им еще маленького братца или сестренку.
Они шли через двор; Уайетт вопил от восторга оттого, что он едет на такой высоте у отца на закорках. А Розалинда улыбалась своим мыслям. Не было никакой необходимости "выбирать время, чтобы подумать" насчет очередного прибавления семейства. У нее были все основания считать, что она уже носит дитя под сердцем. Но она подождет и скажет об этом Эрику после.