Викки смутилась, не зная, что сказать. Чем она могла им помочь? И хочет ли?
— Вы не думаете, что в это семейное дело никто не должен вмешиваться?
— Все это так, — решительно стояла на своем Умм-Яхья, — но я многого от вас не потребую, обещаю. Все, что я прошу от вас, — это быть при Адаме, когда бы ни появилась Мириам. Я хочу быть уверенной, что у той нет возможностей уединяться с ним. — Она простерла руки из-под накидки. — Пожалуйста, помогите мне. Кто еще позаботится о Мириам, если не я?
Викки молчала.
— Простите, Умм-Яхья, но я не могу, — наконец выговорила она, выдержав долгий молящий взгляд арабки. — У меня просто ничего не получится. И потом, что обо мне подумает Адам?
— Как «что подумает»? — изумилась Умм-Яхья. — А что ему думать? У вас совсем другое воспитание. Вы англичанка. Дома-то вы все время общаетесь с мужчинами.
— Общаюсь, — пришлось признаться Викки.
— Так что ж тогда? — сказала Умм-Яхья, как о деле решенном. — Что же тут такого трудного?
Викки вздохнула.
— Мне надо успеть переодеться, — проговорила она — не то я опоздаю. Мы вначале собирались побывать с Криспином в его отеле.
— Ну вот! — воскликнула Умм-Яхья с торжеством. — Вы об этом даже и не задумались. Почему же не сделать этого для меня?
Викки не знала, куда от нее деться.
— Я подумаю, — пообещала она и почти бегом пересекла первый дворик. Умм-Яхья шла за ней. — Я подумаю! — повторила Викки.
Умм-Яхья поднималась по ступенькам вслед за ней, откинув свою чадру. Ее прекрасные серые глаза были влажны, и Викки почувствовала к ней острую жалость. Но как она могла вмешиваться в намерения Адама? От одной мысли об этом Викки затрясло. Она хорошо представляла себе реакцию Адама, узнай он, что ее, Викки, используют, чтобы оторвать от него Мириам. Нет, она бы не вынесла его презрения, и никто не мог просить ее об этом.
— Вы не понимаете! — в отчаянии обратилась она к Умм-Яхье. — Может быть, мы, европейские женщины, и живем более свободной жизнью, но у нас не принято вмешиваться в чужие дела!
Умм-Яхья, сидевшая на постели, улыбнулась своей прелестной улыбкой.
— Да? — спросила она мягко. — А по-моему, Адам сам стал похаживать сюда, когда только вы поселились у нас.
— Но это совсем другое дело! — вскричала Викки. Она стащила через голову свое платье и стала выбирать, что бы ей надеть. Выбор у нее был небольшой, но одно ярко-оранжевое платье для коктейлей привлекло ее внимание, и она отложила его в сторону.
— Почему другое? — опять спросила Умм-Яхья.
— Потому. Умм-Яхья, ей-богу, я бы помогла вам. Но и в Англии женщины точно так же ограничены в своих действиях, поверьте, хотя и по-другому. — Викки тщательно подбирала слова, чтобы лучше выразить то, что она хотела сказать. — Я имею в виду, что мы не проявляем инициативу, а оставляем ее мужчинам, даже когда знаем их очень хорошо. Я же едва знаю Адама. Он сочтет меня просто сумасшедшей, когда я усядусь рядом с ним и Мириам и стану вмешиваться в их беседу.
— Я помню, когда я училась в Англии, — Умм-Яхья прищурилась, — мне показалось, что женщины не очень-то ждут, когда мужчины проявят к ним интерес, а действуют сами. Может быть, они были опытнее вас?
— Может быть, — рассмеялась Викки и бухнулась на постель рядом с ней.
— Почему же? — настаивала Умм-Яхья. — Ведь Адам для вас ничего не значит. Ничего не случится, если вы пофлиртуете с ним немножко.
— Не случится, — сказала Викки, уже понимая, что обречена на эту роль. — Ну хорошо, попробую, — согласилась она сокрушенно.
Умм-Яхья обняла ее:
— Я знала! Дорогая, помогите мне и всей нашей семье, и мы будем вам бесконечно благодарны. Я мечтаю, чтобы с моей милой Мириам все было хорошо!
Викки тоже обняла Умм-Яхью, удивляясь тому, как ей нравится эта, в сущности, малознакомая женщина.
— Но никаких чудес не обещаю, — напомнила она, зная заведомо, что сейчас ничто не достигает ушей ее собеседницы. — А потом, я полагаю, вам нравится Адам?
— Конечно. Он так мил и всегда заботится о друзьях. Но он не для Мириам! Она ему наскучит через месяц.
— Да почему вы так думаете? — опять запротестовала Викки.
— Да это же очевидно. Мириам молода, красива и достаточно современна, но какое образование она получила? Как они смогут говорить, например, о его работе?
По крайней мере, хоть это верно, подумала Викки с облегчением. Она тщательно одевалась, все время ощущая на себе любопытный взгляд Умм-Яхьи. Викки припомнился ее собственный интерес к накидке Мириам и то, к чему это привело, и она покраснела, впрочем, тут же успокоив себя мыслью, что все женщины интересуются тем, что носят другие.
— Ну, как я выгляжу? — закончив макияж, спросила она.
— Очень хорошо, — ответила Умм-Яхья. — Так красиво и ярко. Приятный контраст с нашим извечным черным цветом.
— Не слишком я нарядилась?.. — вдруг засомневалась Викки.
— Может быть, на улице вы наденете накидку? — предложила Умм-Яхья. — Я одолжу вам одну из своих, и никто за вами не увяжется.
Викки приняла это предложение с благодарностью. Старшая подруга окутала ее в покрывало, и Викки с удивлением ощутила чувство полной анонимности.
— Извините, но мне надо идти, — заторопилась она.
— Желаю приятно провести время, — напутствовала ее Умм-Яхья.
— Большое спасибо, — отозвалась Викки.
Она заторопилась по Прямой улице к месту встречи с Криспином. Странное чувство испытывала она, проталкиваясь, как любая другая арабская женщина, сквозь толпу и не ощущая привычных заинтересованных взглядов, которыми провожают и встречают в Дамаске иностранцев. Викки словно стала частью этого города, как будто прожила здесь всю жизнь. Она ощутила особое чувство безопасности и одновременно все большую неловкость при мысли о том, что ей придется соблазнять Адама. Как глупо было соглашаться на это, думала она, и стала соображать, как выйти из этой ситуации по крайней мере без слишком больших потерь.
Криспин ждал ее в кафе. При появлении Викки он вскочил, и она поняла, с каким нетерпением он ждал этой встречи.
— Как ты меня узнал в этом наряде? — удивилась Викки.
Он объяснил просто:
— Ты бежала, а дамасские женщины только ходят.
Она засмеялась и села за его столик:
— Просто я радовалась, что выгляжу как все.
Криспин посмотрел на часы:
— Если хочешь взглянуть, как я устроился, нам надо спешить. Я попросил Хуссейна зайти за нами туда.
— Адама, — поправила Викки, внезапно мрачнея. Криспин усмехнулся:
— Теперь ты его избегаешь?
— Да нет, — возразила она. — Скорее, я еще не готова с ним встречаться.
Криспин явно был сбит с толку, но не стал задавать Викки бестактных вопросов. Временами, подумала она, Криспин может быть очень милым, и улыбнулась ему.
— Пошли! — сказала она.
Отель был вовсе не таким, каким Викки его себе представляла. Здание оказалось гораздо больше и внушительней. Сверкали белизной стены, оконные рамы были ярко окрашены, придавая зданию некое сходство с ультрасовременными сооружениями, где используются дымчатые стекла и подобные материалы. Но у Викки возникло ощущение, что хозяин сделал несколько современных «мазков» и этим ограничился. В целом же отель ничем не отличался от других старинных дамасских зданий. Долгие годы неухоженности наложили на него своеобразный отпечаток, придавая неожиданно уютный вид. Было чисто, хотя неизбежная уличная пыль скапливалась на окнах и дверях. Внизу располагалась только кухня и большая пустая столовая. Наверху, как предполагала Викки, находились номера.
— Здесь даже негде посидеть и поговорить, — сказал Криспин. — Вот почему, думаю, Адам счел это место неподходящим для тебя.
Викки кивнула. Она и раньше была довольна тем, что живет в доме Умм-Яхьи и Георгиоса, а теперь и вовсе не сомневалась правильности своего решения поселиться у них. Она ни за что не смогла бы жить в таком безликом месте, где другие жильцы глазеют на тебя и беззастенчиво оценивают каждый твой шаг.