— Ты меня понимаешь? — прошелестел мужской голос в тишине.
— Да… — голос девочки на некоторых нотах отдавал в небольшую хрипоту, словно был сорван.
— Как тебя зовут, прелесть моя? — тихо и нежно спросил голос.
— Я… не…
— Не помнишь своего имени? — в голосе не было удивления, скорее смесь искреннего сожаления и сочувствия.
— Имя? — девочка шевельнула губами, очевидно пытаясь найти ответ на этот странный вопрос.
- Я сейчас сниму тебе с глаз повязку. Только ты пока прикрой их, а то будет неприятно. Ладно?
Теплые руки скользнули по волосам, и повязка перестала давить. Но открыть глаза ей было страшно.
— Потихоньку… Потихоньку… — кто-то нежно гладил голову и шептал на ухо.
Сначала тонкая щель света. Девочка распахнула глаза, и тут же всхлипнула, зажмурившись:
— Больно…
Она щурила глаза, открывая их осторожно, а когда открыла полностью, дыхание ее перехватило.
Сначала был свет. Кроме него в этом мире не было ничего. А потом в мягком сиянии стало вырисовываться лицо. Оно было невероятно красивым. Казалось, все сверкающие на солнце пылинки, что витали в воздухе, были созданы для того, чтобы подчеркнуть золото вьющихся волос, а падающий из окна свет отражался в дивных глазах. Они были двухцветные. У самого зрачка рисунок алым солнцем расходился в голубое небо, и влажный светлый блик плыл маленьким облачком. Дивные, дивные глаза. Полные, красивые губы улыбались, а на щеках были видны ямочки.
Если бы кто-то зашел в залитую золотым светом комнату, то увидел бы странную картину: худая, босая и грязная девочка, в мешковатом подобии одежды, неуклюже сидела на полу. Напротив нее на коленях стоял изящный юноша, в серой тунике, с алым шитьем и серых штанах. Обут он был в сафьяновые невысокие сапоги. На шее у него был повязан алый платок, скованный тяжелой увесистой брошью.
Они были похожи на персонажей разных картин, по воле безумного художника, встретившиеся на одном полотне.
Девочка хотела поднять руку и протереть глаза, но не смогла даже пошевелить пальцем. У нее противно защипало в носу, а в горле встал огромный ком, который невозможно проглотить, губы некрасиво задрожали, а глаза покраснели и…
Улыбка исчезла с лица прекрасного юноши, и он ловко выхватив серый шелковый платок из рукава, начал спешно оттирать лицо девочки. Может юноша не переносил девичьих слез, как это делает большинство легкомысленных мужчин? Сомневаюсь. Возможно, он видел их впервые? Нет, за такими красавцами, обычно тянется шлейф разбитых сердец. А там и слезы и уговоры, и страстные признания и душещипательные откровения… Тут дело вовсе не в этом. Просто вместо прозрачных слез по щекам девочки текла самая настоящая кровь. Юноша тщательно стирал ее и негромко сквозь зубы ругался:
— Угробили ребенка… — он комкал в руке серый платочек с багровыми разводами.
Кровь густо стекала девочке на подбородок.
— Успокойся, солнышко мое… Ну не плачь, радость моя… Тише-тише, мой…э…. птенчик… Дивайн их побери! — юноша закатил глаза к алебастровому потолку, — Я бы их поубивал! Это я не тебе, рыбка моя… Не плачь… Не нужно… Тише-тише… Тишшшше…
Юноша понизил голос до шепота, а потом тяжело вздохнул.
Девочка постепенно успокаивалась. Раздавались лишь отдельные горькие всхлипы. Она подняла недоверчивые глаза на утешителя.
— Как тебя зовут? — спросила она, отшатнувшись всем телом от протянутой в очередной раз руки с зажатой алой тряпочкой.
— Шаэсса, — облегченно улыбнулся юноша, окончательно вытирая ей лицо и поправляя ее спутанные волосы, — А ты вспомнила свое имя?
Тишина.
— Ну не надо так на меня смотреть! Я не кусаюсь! Я пока воспользуюсь твоей беззащитностью и все-таки уберу волосы у тебя с лица. Девочки должны быть красивыми.
Юноша со странным именем Шаэсса, спрятал платок в рукав.
— Я — это я, — уверенно сказала девочка, совсем не детским голосом, пытаясь снова пошевелить руками. В этот раз более успешно. Правая рука начала слушаться, а левая странно колола и была какой-то чужой.
— Такое бывает, когда не помнишь своего имени, — таинственно улыбнулся Шаэсса, — А что мне будет за то, что я тебе его напомню?
— Ты его знаешь? — удивленно спросила пленница.
Шаэсса с улыбкой закивал.
— А что ты хочешь за это? — осторожно поинтересовалась девочка.
— Ой! Если так ставить вопрос — не расплатишься. Я могу потребовать многое! Как там, в сказках? Вечное служение, душу или что у тебя есть, а ты об этом еще не знаешь! — улыбка Шаэссы стала еще шире. Ему самому понравилась своя шутка.