Дымка опять поползла по комнате от окна и до кровати. Вокруг, куда не глянь, было молочно-белое марево.
— Мне как-то странно… Словно… Словно тепло разливается по телу. Хочется откинуться на подушки и лежать, закрыв глаза. А еще хочется, чтобы задернули шторы… Не обижайся.
Взгляд юноши упал на алую повязку. Не помогает! Кровь продолжает идти.
Шаэсса размотал повязку и сморщился при виде кровоточащей раны. Кровь не хотела останавливаться и продолжала бурыми нитями стекать вниз. Шаэсса оторвал край простыни, долго смотрел на него, а после бережно замотал рану. Пока он разглядывал кусок материи, Алетиш почувствовала, как вокруг них снова сгущается сероватый туман. Он исчез так же внезапно, как и появился.
— Надеюсь, поможет. Белье завтра должны поменять. Ты, кстати, не голодна? — задумчиво произнес Шаэсса, аккуратно завязывая неровные концы повязки.
— Я не знаю… — рассеяно теребя бантик повязки, произнесла Алетиш. — А вот пить хочу страшно…. Немного колется…
— Я принесу воды. Не развязывай.
Девочка принялась разглядывать фрески на стенах. На стене напротив кровати была изображена битва. Темно-серое небо в рыхлых облаках. Солнечный свет озарял только одну сторону картины, а с другой был непроглядный мрак. Света становилось все меньше. Это было видно. Светлые фигуры застыли в решительности, заслоняясь от страшных ударов тьмы. Их было немного, но было видно, что они готовы стоять до конца. Вокруг лежали горы трупов, прямо друг на друге. Было видно, что Свет обречен. Но он умирал с гордо поднятой головой. Горели в лучах солнца кольчуги и блестели, словно зеркала, щиты. Стало понятно, что как только в небе исчезнет последний лучик, из обессиленной руки последнего защитника света выпадет окровавленный меч. Над полем битвы летали черные птицы. Создавалось ощущение, что они кружат, высматривая и выжидая чего-то. Например, свежей человеческой плоти. Алетиш видела, как огромная черная птица спикировала вниз, присев на тело павшего воина Света, долго что-то клевала там, где у покойного было лицо. В ее клюве были видны кровавые куски кожи, а потом она мигнула желтым глазом и взлетела, забив огромными крыльями по блестящей кольчуге. В ее глазах был голод…
— Вот, — сказал голос над ухом.
Алетиш вздрогнула и отпрянула. Шаэсса с видом знатока начал озвучивать меню.
- Я не знаю, что это, но меня уверяли, что это съедобно. Бульон с пряностями… Сам не пробовал. Но, думаю, что очень вкусно. Это у нас что? А! Вода с травами. Вполне неплохо. Только горчит. С чего начнешь?
Алетиш протянула руку за ложкой и тут же выронила. Пальцы просто не смогли удержать изящную серебряную ложечку.
— Так, никаких слез. Это пройдет. Сейчас я поднесу тебе стакан…. Вот… Не торопись… Ну, разве ты не прелесть? Переходим к следующему этапу. Открывай ротик. Открывай ротик, кому говорю! Вот! Погоди, сейчас залезу на кровать с ногами, чтобы сподручнее было. Жуй! Следующая ложка. Ну как? Жуй тщательнее. Не торопись! Так! Куда отвернулась?
— Я больше не хочу… — невнятно сказала Алетиш, облизываясь.
— Я сейчас вытру. Вот. Я убираю еду. Точно больше не будешь?
— Страшная картина, — сказала девочка, кивая на фреску.
— Да, — ответил Шаэсса, откидываясь на подушки.
— Птицы — страшные, — сказала девочка. — И небо — тревожное.
— Да, — отозвался Шаэсса, со странной улыбкой.
Он расположился чуть сзади девочки, изучая ее обнаженную спину. Волосы ее высохли и темными кольцами спадали ниже плеч. На лопатках были едва заметные белые полосы. На правом предплечье Шаэсса тоже заметил несколько тонких шрамов. Личико у нее было кукольным, глаза — вишневыми, а волосы — темными, с багровым отливом. Приблизительно — четырнадцать. По всем меркам уже девушка. Сначала Щаэсса ошибся, приняв ее за ребенка. Из-за лица, наверное, а может из-за такого жалкого вида. Но сейчас было видно, что она немного старше. Шаэсса поднял руку, чтобы прикоснуться к ней. Она была как маленький продрогший котенок, которого сердобольный человек подбирает с улицы. «Жалость? — подумал Шаэсса, — Наверное, жалость…»
— Почему ты так заботишься обо мне? — спросила Алетиш, поворачиваясь к нему.
— Увидев вас, моя леди, я влюбился без памяти… Позвольте, прекрасная Летти стать вашим менестрелем, если научусь играть на лютне. И рыцарем, если научусь махать мечем. И героем, если подвернется полудохлый, частично парализованный дракон. Ну как? Согласна? — Шаэсса театрально прижал руку к груди, а потом протянул ее к Алетиш.
Девочка улыбнулась. Шаэсса продолжил не менее пафосно.
— Но если моя леди отвергнет мою скромную любовь. Если моя Летти, отдаст сердце другому. То я… подамся в смиренные монахи, и проведу всю жизнь в молитвах Свету, так как больше ничего не умею, — Шаэсса воздал очи к импровизированному небу и свел руки в знаке света.