Никто не обращал на нас внимания. Или всем было все равно?
Наступали последние дни.
Прошел день, а я не видел Браксу. И ночь.
Прошел второй день. И третий.
Я чуть не сошел с ума. До сих пор я не осознавал, как мы сблизились, как она много стала значить в моей судьбе. Тупица, я был так уверен в ее постоянном присутствии рядом, что боролся против поисков будущего среди лепестков роз. Я не хотел расспрашивать о ней.
Я не хотел, но выбора не было.
— Где она, М'Квайе? Где Бракса?
— Ушла.
— Куда?
— Не знаю.
Я смотрел в ее дьявольские глаза.
И проклятье рвалось с губ.
— Я должен знать.
Она смотрела сквозь меня.
— Вероятно, ушла в горы или в пустыню. Это не имеет значения. Танец близок к концу. Храм скоро опустеет.
— Почему она ушла?
— Не знаю.
— Я должен увидеть ее. Через несколько дней мы улетаем.
— Мне жаль, Гэллинджер.
— Мне тоже.
Я захлопнул книгу, не сказав «М'Нарра». И встал.
— Я найду ее.
Я ушел из храма. М'Квайе осталась сидеть в позе статуи. Башмаки мои стояли там, где я их оставил.
Весь день я с ревом носился по дюнам. Экипажу я должен был казаться песчаной бурей. В конце концов пришлось вернуться за горючим.
Подошел Эмори.
— Полегче. К чему это родео?
— Э… я… кое-что потерял.
— В глубине пустыни? Один из сонетов? Только из-за них ты способен поднять такой шум.
— Нет, черт возьми! Кое-что личное.
Джорджи кончил заполнять бензобак. Я полез в джипстер.
— Подожди!
Эмори схватил меня за руку.
— Не поедешь, пока не скажешь, что произошло.
— Просто я потерял карманные часы. Их дала мне мать. Это семейная реликвия.
Он сузил глаза.
— Я читал на суперобложке, что твоя мать умерла при родах.
— Верно, — согласился я. И тут же прикусил язык. — Часы принадлежали моей матери, и она хотела, чтобы их отдали мне. Отец сохранил их для меня.
— Гм!
Он фыркнул.
— Странный способ искать часы, шастая в дюнах на джипстере.
— Я думал, что замечу блик, — слабо заявил я.
— Начинает темнеть. Сегодня уже нет смысла искать. Набрось на джипстер чехол, — велел он механику. — Пойдем. Примешь душ, поешь. Тебе нужно и то, и другое.
Мешки под бледными глазами, редеющие волосы и ирландский нос, голос на децибел громче, чем у остальных.
Я ненавидел его. Клавдий! Если бы это только был проклятый пятый акт!
И вдруг я понял, что действительно хочу вымыться и поесть. Настаивая на немедленном выезде, я лишь вызову подозрения.
Я отряхнул песок с рукавов.
— Вы правы.
Душ был благословением, свежая рубаха — милостью, а пища пахла амброзией.
— Соблазнительный аромат, — заметил я.
Мы молча ели.
Наконец он сказал:
— Гэллинджер…
Я посмотрел на него: упоминание моего имени предвещало неприятности.
— Конечно, это не мое дело, — начал он. — Бетти говорит, что у тебя там девушка.
Это был не вопрос. Это было утверждение и ожидание ответа.
Бетти, ты шлюха. Ты корова и шлюха, и к тому же ревнивая. Кто тебя просил совать свой нос куда не следует? Лучше держи глаза закрытыми. И рот тоже.
— Да?
Утверждение с вопросительным знаком.
— Да. Мой долг как главы экспедиции следить за тем, чтобы отношения с туземцами были дружескими и, так сказать, дипломатичными.
— Вы говорите о них так, будто они дикари, — сказал я. — А это отстоит от истины дальше всего.
Я встал.
— Когда мои записи будут опубликованы, на Земле узнают правду. Я расскажу такое, о чем не догадывается доктор Мур. Я расскажу о трагедии обреченной расы, ожидающей смерти, лишенной одежды и интереса к жизни. Я расскажу, почему это случилось, и мой рассказ проймет суровые сердца ученых мужей. Я напишу об этом и получу кучу премий, хотя на этот раз они мне не нужны. Боже! — воскликнул я. — Когда наши предки еще дубинами воевали с саблезубыми тиграми и познавали, что такое огонь, у них была великая культура!
— У вас все-таки там девушка?
— Да! — выпалил я. — Да, Эмори! Да, Клавдий! Да, папочка! А сейчас я сообщу вам новость. Они мертвы, они стерильны. После этого поколения не останется марсиан.
Я сделал паузу, потом добавил:
— Они останутся только в моих записях, в микрофильмах и фотографиях, в стихах, которые появятся благодаря этой девушке.
— О!
Немного погодя он сказал:
— Вы вели себя необычно последнее время. Я удивлялся, что происходит, и не знал, что это так важно для вас.
Я склонил голову. Эмори и не заметил, что стал обращаться ко мне на «вы».