— Ну даже не знаю. Мне обещали массаж, — она выдохнула, понимая, что сейчас она может его прогнать, а может приблизить и полюбить, может дать надежду и может ее отобрать и стать в его глазах той Мэлисентой.
— Я могу, я умею. Ты не пожалеешь, — он опустился в воду перед ней на колени и прошелся руками по ее икрам, в сочетании с теплой водой — это было приятно. Мэл прыснула от смеха.
— Щекотно, — но руки Кииха уже двигались к ее лодыжкам, прошлись по ее пальчикам и вернулись к пяточкам. Мэл извивалась в его руках, смеялась и просила пощады, а он улыбался и продолжал, только теперь двигаясь к ее бедрам, гладя ладонями нежную кожу и пытаясь не сорваться, чтобы остаться с ней, той к которой так тянет, но и так страшно опять стать изгоем. Потому он пытался быть нежным.
Когда его руки обхватили ее бедра, она оказалась прижатой к бортику, а перед ней было его лицо, вылепленное художниками древности, античный нос, тонкие губы, прекрасные скулы и черные глаза, затягивающие ее в омут любви, в которой она точно знала, она уже утонула. И она обхватила его за шею и прижалась к этим губам, понимая, что сейчас дала этому мужчине все права на свое тело, на свою душу. Ее подхватили под ягодицы и посадили на бортик ванны, разведя широко ноги и тут же входя в нее до самого конца, выбивая из нее стон и вгрызаясь в ее губы. Киих только сейчас понял, как же он хочет эту женщину, как же он жаждал ее столько лет, он ведь ждал именно ее, с ее непосредственностью, с желанием спасать всех мужчин. Именно в этот миг он понял, что вся его жизнь до этого была только прелюдией, чтобы однажды проснуться и увидеть ее. В его глазах была вся его жизнь, вся его любовь именно к ней, его желание ее укрыть, спасти, оградить от всех печалей и любить. Любить бесконечно, до конца своих дней. Там в подземелье дворца, он видел ее слезы, да, она не плакала, но в глазах они были, он видел ее страх в казематах арены, видел ее магию и ее гордость за них, когда они пришли ее спасти, а еще он видел ее слабость, которую она не побоялась им показать.
И вот она в его руках, полностью ему отданная, и не требующая чтобы он лег в воду и задыхался, когда она будет скакать на его жезле, получая удовольствие от его удушья. Нет, она другая, она целует его, так же дико, как и он, ее пальчики гуляют у него в волосах, да, коротких, но она умудряется сжать их, вызывая этим лишь его желание подчиняться ей. Он сейчас согласен на мимолетную боль, только бы она не оттолкнула, не ударила, а любила его, целовала его глаза, губы, нос, щеки. Только бы он мог наслаждаться ее телом, заставляя изгибаться под своими руками, чувствуя ее каждую косточку, каждую мышцу. Только бы дала ощутить себя нужным, любимым, а удовольствие он ей доставит, недаром его так долго и мучительно учили это делать.
Мэл плавилась от его рук, а когда поцеловала его в закрытые глаза, поняла, что все делает правильно, услышав его стон. И она целовала дальше: нос, щеки, лоб, как мать целует дитя, снимая напряжение с лица и заставляя успокоиться, отдаться материнской воле. Киих вбивался в нее неистово, будто желая отомстить, но она понимала, что этому мужчине досталось в этой жизни больше остальных, вот почему его так и называли «гордый Киих», вот почему он сейчас так ломится в нее, пытаясь наверстать, то упущенное. Она согласна, пусть, но потом она будет диктовать правила, ведь в любви нельзя быть главным, ее нужно дарить, ничего не требуя взамен. Когда их обоих накрыло волной судорог и Киих выдохнул, она дернула его чуб и с улыбкой прорычала ему в губы: — Еще раз будешь так делать, лишу сладкого. Меня надо любить медленно, целовать нежно, а не вгрызаться в губы как танк.
В черных глаза появился страх, а потом отстраненность: — Прости моя королева.
Когда он попытался убрать руки с ее бедер, она прорычала: — Назад. Стоять. Я не отпускала.
ГЛАВА 21 Киих…
От его страха, который она увидела в его глазах, закололо у нее в боку, но она выдержала его взгляд: — Хочу тебе кое-что показать. Садись, — она соскочила в воду, предлагая мужчине место, которое только что принадлежало ей. Киих содрогнулся. В его голове промелькнули все мыслимые ужасы, которые она ему сейчас будет показывать. Неужели она такая же? Неужели он ошибся? Ошибся Хенол? Дешерот? Нет, он не должен показывать страх. Может все будет и не так уж больно?
Мэл обвела взглядом такое совершенное тело и заметила, как под ее взглядом судорога прошлась по его мышцам груди: «Ему так страшно? Да что ж ты была за человек Мэлисента?»
Мэл подняла руку и дотронулась до его плеча, сделала шаг вперед и оказалась между его ног. Дотронулась до его ладоней и почувствовала как они вспотели. Улыбка тронула ее губы: — Не бойся меня, я не она, боли не будет. Обещаю, — потом подняла свои руки, переплетая пальцы с его, и улыбнулась, только сейчас ее улыбка была добрая, улыбались глаза, морщился носик. Она будто стояла перед зеркалом и наслаждалась своим отражением. А потом чмокнула его в губы, но тут же отстранилась, не давая ему понять чего же она хочет.