— Что с ней? — Накао спрашивала мужчину стоящего рядом с ней, а тот лишь брови хмурил.
— Алтарь молчит, а то, что происходит — я не знаю. Ждем окончания ритуала.
А Мэл была уже на грани, сейчас все закончится и она проснется обновленная, счастливая, ведь ее любили сами боги, дарили ей наслаждение и любовь. Она попаданка, изгнанное дитя, стала сейчас дочерью богов этой планеты. Ее магия смерти ластилась к ним, просила не убивать ее, а дать проявить себя, показать миру ее силу. Но разве можно переубедить богов, если они решили изменить саму природу лежащей сейчас перед ними женщины. Нет. Нельзя. Магия смерти отброшена назад, и стала дополнением к магии жизни. Боги даровали этой женщине, побывавшей них в руках две магии, которые будут дополнять друг друга и помогут вершить их суд, ее руками.
Накао наблюдала, как изгибается тело ее дочери, но любит ли она это дитя? Она родила столько детей, но любила ли она их? Эта девушка так на нее похожа, что становилось обидно, что красота этого ребенка затмевает ее саму. Стоит ли сейчас оставить ее жить? Как же она хотела, чтобы Мэлисента никогда не просыпалась от этого сна, чтобы умерла здесь и сейчас. Но от нее ничего не зависит, если пришел на алтарь, должен подчиняться законам богов.
Стоящие рядом с ней мужчины были подобраны советом, чтобы свидетельствовать то, что сейчас происходит здесь, на алтаре богов. Но то, что происходило, никак нельзя было охарактеризовать. Алтарь всегда был неживым, холод камня должен был убить того, кто не угоден богам и вообще-то до этого он исправно это и делал. Так почему же сейчас на лице лежащей на нем девушки улыбка радости, счастья и удовольствия?
А Мэл видела странный сон. Вот она плавится под губами и руками невидимого любовника, который подводит ее к взрыву и наслаждается ее телом, ее стонами, криками. И вот она, получив то, что так жаждало ее тело, обнаженная стоит по колено в песке, который утешает ее, как мать утешает упавшего ребенка, снимая с его лица горечь и стыд. А теперь она стоит по пояс в воде, которая омывает ее, смывает недавние поцелуи с ее кожи, охлаждая ее кожу, еще чувствующую чужие губы на себе, еще помнящую как ее целовали. А теперь ее освежает ветер, который шевелит ее длинные светлые волосы, высушивая их и переплетая их в две косы, которые укладывает осторожно на ее плечи, а потом высушивает слезы счастья на ее лице, от недавнего любовного приключения. А вот она стоит по колено в снегу, но ей не холодно, она знает что холод успокаивает ее сердце, успокаивает разум, чтобы проснуться, чтобы встретиться с теми кто отправил ее к богам, кто пытался заставить усомниться в себе и своих поступках, кто сейчас наблюдает за ее телом там в комнате, кто бесстыдно рассматривает каждый миллиметр ее обнаженной кожи.
«Пора вставать. Пора вернуть себе свою жизнь», — шепчут чьи-то губы, прохладой опаляя ее голые плечи и она улыбается этому голосу, живому и ласковому. Ведь этот голос она уже слышала, там далеко, в той жизни. И она открывает глаза.
ГЛАВА 27 Матушка, а вы жестоки …
Накао отшатнулась, когда алтарь вспыхнул огнем, и в этом огне лежала Мэлисента, живая, улыбающаяся. А огонь ластился к ней, пробегая по ее коже, и агрясь на стоящих вокруг алтаря мужчин и женщину: — Что это?
— Ее вторая магия, магия света, — прошептал один из стоящих рядом с Накао мужчин. Его черный камзол отражал блики огня, а на его лице играла улыбка превосходства. — Я хочу попросить госпожу разрешить меня остаться рядом с вашей дочерью, хочу посмотреть как магия жизни будет вести себя в эти несколько дней.
Накао кивнула, еще и сама не понимая, на что она согласилась: — Но почему магия жизни? Она ведь владеет магией смерти…
— Вот это и интересно, — наконец подал голос второй мужчина. Длинные белые волосы лежали на его плечах, сливаясь с белым камзолом, а он спрашивал Накао. — Куда вы отправили свою вторую дочь тридцать лет назад? Где она росла?
— Я не успела спросить.
— У вас была целая ночь, чтобы расспросить эту женщину о ее жизни за пределами нашего мира. И что вы сделали? — кривая улыбка отразилась на его лице. — Надеюсь, вы хорошо выспались госпожа? Я передам своей госпоже, что ваша ошибка может стоить нам жизни, — прошептал он и повернулся к стоящему напротив алтаря мужчине. — Я остаюсь. Хочу тоже увидеть, что еще может дать этому миру эта женщина.
— Но как она прекрасна, — шептал мужчина в черном камзоле, не спуская глаз с Мэлисенты.
— Питер, если вы думаете, что я вам дам прикоснуться к дочери, после того как боги приняли ее, то вы ошибаетесь, — почти крикнула Накао.