На наших стационарах нет прошлого. Нет будущего. Мы живём в безвременьи… в самый раз почувствовать себя богом…
Чёрт, вот что значит — шестилетняя привычка прятать мысли. Рядом с доком Санпором иначе нельзя. Прицепится, и все извилины выклюет. У него первый ранг. Никогда заранее не угадаешь, слушает он тебя сейчас или чем-нибудь другим занят. Да, сейчас он в своём кабинете, а я возле ангаров, но для телепатии нет преград, нет запретов, и контакт глаза в глаза для перворангового вообще не обязателен.
Выдай что-нибудь, что возмутит ментальный фон стационара — и привет, терапия в комнате с мягкими стенами.
Поэтому повторяешь про себя снова и снова то, что заставили выучить как «отче наш» в первые дни галактической жизни.
Время обратного хода не имеет. Несмотря на то, что мы научились ходить по хронопластам, как у себя дома. Твое, личное, время идёт уже стороной, и чем дольше летаешь, тем более одиноким становится твой путь. Вернуться туда, откуда тебя выдернуло когда-то в ослепительный мир рискованных танцев на острие ножа со смертью, ты не можешь. Спасти тех, кого потеряла безвозвратно, не можешь тоже. Твой собственный хронопласт, ужом извивающийся по кротовым норам среди всех остальных обратного хода не имеет. Назад дороги нет и не будет. И остаётся только служба до конца… До конца дней, твоих. Ты либо выйдешь в отставку когда-нибудь. Либо сгинешь бесследно. В любом случае, останется от тебя лишь сухая строчка в базе данных нейросети стационара: имя и даты службы.
Немного жутко, если вдуматься.
Но можно ведь и не вдумываться.
Достаточно просто исполнять свой Долг.
* * *
Разрешение на вылет дистанционно не получишь. Поднимаешь заднюшку и топаешь в диспетчерскую. Это если у тебя добро от Санпора есть. Я немного дёргалась по поводу того, что он сейчас вот как возьмёт, так и не завизирует мне допуск… и топай, Маршав, к нему в кабинет, подставляй мозги под перфоратор. Но нет, проявил снисхождение: горит зелёная плашка напротив моего личного профиля.
Я тихо порадовалась и побежала регистрироваться.
Контроль у нас перекрёстный, на нескольких уровнях. Нейросеть стационара, нейросеть служб психического здоровья и здоровья физического. Живые представители этих служб: приоритет в принятии решения — за человеком; считается, что искусственный интеллект не способен различать тонкости и нюансы, доступные живому мозгу при наличии развитой интуации и опыта.
— О-о-о, какой! — в восхищении выговорила диспетчер, вытягивая шею на кого-то за моей спиной.
Ей тут же прилетело по ментальной связи от старшей коллеги, да такое, что аж уши заалели. Грубое замечание, на самом деле грубое, даже повторять его тут не стану.
— Пройди сюда, Маршав, — взялась диспетчер за свою работу. — Сделай скан сетчатки глаза… оставь свой визит…
Я держалась до последнего, не оборачивалась, хотя тянуло. Но когда я вышла из кабинки, то увидела Даруха. Нет, а что ты хотела? Он в твоей команде теперь. Спасибо доку Санпору.
Я была уверена, что подлянку с Дарухом подстроил именно Санпор. Исключительно ради моего же блага! Не мытьём так катаньем: меня в любом случае потянет к тому, кто говорит на моём родном языке, основательно за шесть лет подзабытом. Убийственный расчёт! Расстреляли, закопали, нагребли сверху землицы и на холмике сплясали. Ну, док! Припомню!
… Прозрачные волосы. Интересно, они сами по себе такие, генетически обусловленная особенность, или специально Дарух добивался именно такого эффекта? Свет скользит сквозь пряди, играет бликами, над головой поэтому лёгкая разноцветная радуга. На запястье свежий шрам… кажется, тогда, в релакс-зоне, когда он мне мешал искать себя на дне кружке, шрама не было… или был?
И девчонки вокруг. Штук пять, посчитаем сюда диспетчера, — шесть. Зубы скалят в ответ на его шуточки, глазки блестят. И все — рослые, красивые, с пышными косами ниже талии… Дохлый номер, Маршав. Успокойся и не смотри.
Дарух почувствовал мой взгляд, обернулся, и снова эта улыбочка его фирменная, уголками рта, и в глазах черти пляшут. Я вздрогнула и отвернулась. Пусть не думает, что я на него пялюсь. Ещё не хватало!
В ангаре я подошла к кораблю. Дежурство начнётся не сегодня, но я уже не могла найти себе места. Повела ладонью по обшивке, и бок корабля в ответ на касание потеплел, признавая во мне Ту, Что Владеет Правом Приказа…
Я так и не выучилась думать на бытующем здесь маресхове. И на эсперанто, которым тут владела примерно треть народу, тоже думать не получалось. Мысль шла на русском, всегда на русском. «Временной лаг между мыслью и переводом на другой язык может стоить тебе жизни, — сказал как-то мне Санпор. — Перестроить своё сознание ты не можешь, хотя не помешало бы, но учитывать такую свою уязвимость — должна. Впрочем, тебя выручает образное мышление, присущее всем людям. Я бы рекомендовал тебе вставить телепатический имплант и учиться. У тебя получится, уверен».