— Готово.
Голос де Ареона вывел меня из лёгкой дрёмы. Я неохотно открыла глаза и с удивлением поняла, что слёзы высохли, а меня больше не трясёт от пережитых волнений.
Кристиан достал из шкафа бутылку вина и наполнил до краёв бокал. Придвинув его ко мне, приказал:
— Выпей залпом до дна.
Была не была! Я осушила содержимое бокала маленькими глотками, отодвинула от себя пустой бокал и горько усмехнулась:
— Интересно, все преподаватели держат алкоголь у себя в кабинете?
— Как видишь, пригодилось, — парировал де Ареон и указал на бутылку, — ещё?
Я помотала головой:
— Нет. Спасибо вам, господин де Ареон. И простите что я на вас так… Налетела.
Кристиан улыбнулся и уверил меня, что всё в порядке.
— Вам не о чем переживать, Розалин. Здесь вас точно никто не обидит. Расскажете, что случилось?
Я кивнула и объяснила, что засиделась допоздна в библиотеке, переписывая данные формуляров для ректора Леона, а затем в подробностях рассказала о странной выходке библиотекаря, который напугал меня до истерики.
Кристиан внимательно выслушал меня, после чего активировал кристалл связи и, даже не поздоровавшись с собеседником, быстро произнёс:
— Срочно ко мне в кабинет.
Убрав кристалл, он попросил вытянуть меня вперёд обе руки и осмотрел опухшее запястье, на котором уже начали проявляться синяки, оставленные пальцами библиотекаря.
— Сильно болит?
— Скорее неприятно, — честно ответила я и вздрогнула от неожиданности, когда Кристиан плотно обхватил его ладонями и пустил по коже тонкие ручейки целительной магии. Через минуту запястье выглядело и ощущалось совершенно здоровым, от синяков не осталось и следа.
— Спасибо, господин де Ареон, — смущённо пробормотала я, испытывая неловкость из-за того, что потратила его свободное время.
Дверь в кабинет распахнулась и в помещение вихрем ворвался Альсар в домашних штанах и небрежно застёгнутой рубашке. Его волосы были влажными, похоже, что Кристиан выдернул декана из его комнаты во время банных процедур.
— Крис, что за срочность? — с тревогой в голосе спросил Аллен, глядя то на меня, то на своего друга.
Де Ареон попросил меня заново пересказать со всеми подробностями происшествие в библиотеке. Я честно повторила слово в слово то, что рассказала де Ареону и получила в ответ раздражённое:
— И ради этого ты выдернул меня из душа? Что здесь необычного? Ну приударил за девушкой неудачно, всякое бывает. Он у нас мужчина одинокий, захотелось тепла и ласки, а правильного подхода к женщине не знает. Если это всё, то я пойду. Позовёшь, когда узнаешь что-нибудь стоящее.
Боевой маг повернулся к нам спиной и направился к выходу, бормоча ругательства. Глядя ему вслед, я, совершенно неожиданно для себя, выкрикнула:
— Я знаю, что объединяет между собой по меньшей мере двух адептов, впавших в кому!
Выкрикнула и тут же прикусила язык: Хайден не уточнял, можно ли рассказать о списанных изданиях двум деканам. Не хватало ещё получить очередную порцию упрёков и ругательств по поводу того, что разглашаю секретную информацию. Но с другой стороны, даже мой брошенный жених ещё не в курсе моей находки, так что я ничего не теряю.
Аллен тут же развернулся и вернулся к нам с крайне заинтересованным видом. Выдав мне кривое подобие улыбки, он бесцеремонно занял кресло де Ареона и велел:
— Продолжай.
Кристиан, покосившись боевого мага, ничего не сказал, лишь придвинул ещё один стул и взял со стола карандаш и чистый листок бумаги.
Выбора не было: я без утайки рассказала о находке Хайдена в комнатах адептов, о том, как решила сравнить оба издания “Истории Сейдании” и вслух зачитала предложение, которое было в учебнике, отданном на списание. Кристиан и Аллен переглянулись между собой, оба резко помрачнели.
— Вам что-то известно об этом? — осторожно спросила я, впрочем, не надеясь на честный ответ. Думаю, что у деканов нет причин доверять новому ректору, поэтому они не торопились делиться своими секретами с господином Леоном.
— Даже если им что-то известно, тебе уж точно не скажут.
Я вздрогнула от неожиданности и мысленно застонала, услышав сердитый голос Хайдена. Кажется, у меня серьёзные проблемы!
Ректор стоял в дверном проёме, скрестив руки на груди. Его губы были плотно сжаты, брови нахмурены, а глаза метали молнии — словом, все в его внешнем виде выдавало крайнюю степень недовольства.