— Как ты смела, дрянь, переступить порог моей комнаты! — властно крикнула маска.
— Дульсина, я пришла попросить тебя…
— Я не хочу тебя слушать! Вон!
— Оставь в покое Кандиду, ведь она не в себе.
— Не вмешивайся в семейные дела Линаресов!
— Дульсина, я понимаю, как тебе плохо…
— Ты ошибаешься! Несмотря на случившееся, я не чувствую себя обиженной. Я твердо стою на ногах в своем доме, а ты здесь чужая!
— Я прошу тебя лишь об одном, оставь в покое Кандиду! — твердо сказала Роза и выбежала, хлопнув дверью.
Если бы можно было заглянуть под маску, глазам открылась бы омерзительная улыбка удовлетворения, комкавшая то, что раньше было губами Дульсины…
«Ты еще узнаешь, кому из нас плохо, а кому хорошо!» — подумала Дульсина.
Летит время, все ставит на свои места, отнимает и дает, наказывает и прощает, награждает и отнимает, учит и отбирает память.
Время — соратник Бога, один из вернейших и справедливейших его архангелов — пасет чрева жен человеческих, дарит миру новые мыслящие плоды.
Ранним утром Томаса разбудила Рикардо радостным криком:
— Рикардо, дорогой мой! Радуйся! Роза родила!
Рикардо, как был в пижаме, бросился к Томасе и крепко расцеловал ее.
— Кто родился? — спросил Рикардо.
— Позвонили из родильного дома! Представляешь! — Томаса захлебнулась восторгом и с лукавым видом стала водить глазами.
— Томаса, отвечайте, кто у меня?
— Угадай!
— Ну, мальчик…
— Нет!
— Девочка! — рассмеялся Рикардо.
— Нет!
От изумления он плюхнулся в кресло, недоуменно уставившись на Томасу, которая в этот момент вполне могла сойти за блаженную, каких немало на церковных папертях Мексики.
— Двойня! — крикнула Томаса. — Дева Гваделупе, спасибо тебе, что была с моей Розитой!
Она упала на колени и за неимением изображения славной помощницы всех рожениц перекрестилась на часы, подтверждая этим предположение, что время — явление божественное.
— Мальчики! — уверенно предположил Рикардо.
— Девочки! — всплакнула Томаса. — Вот счастье-то!
— Тоже неплохо, — утешил сам себя Рикардо. — Девочки даже лучше. Двойня мальчиков у нас уже есть. Я и Рохелио. Теперь вот девочки.
Рикардо закрыл лицо ладонями. Только теперь он понял, что произошло: он отец двух девочек! Ему захотелось тут же ринуться в родильный дом и крепко-крепко обнять Розиту.
— Вот и расплатилась с тобой! — сказала Томаса.
— Что вы имеете в виду?
— Наверстала.
Рикардо печально усмехнулся, поняв, что хочет сказать Томаса: один ребенок у Розы погиб, и теперь она вместо одного родила двух.
Роза не могла оторвать глаз от малышек.
Как точно повторила природа черты одной в чертах другой! Какое счастье любоваться на плоть от плоти твоей! Какие они красивые, как дивно пахнут, какие смешные волосики на их головках! Как жадно сосут они ее груди, в которых, к счастью, много молока.
Роза подумала о Богородице, кощунственно представила себя Ею.
Вот лежат на обеих ее руках тяжеленькие, еще безымянные девочки, глазки зажмурены, маленькие кулачки дергаются, — две жизни, подаренные Богом миру.
Что ждет их? Кем они станут?
Она назовет их Дульсе и Лус — «Сладкая» и «Свет»!
Через день после рождения малышек Рикардо навестил Розу в тот момент, когда девочек принесли на кормление.
Рикардо в белой марлевой повязке сидел, придвинувшись к Розиной кровати, и молчал, восхищенно разглядывая два новых лица с зажмуренными глазками.
Роза деловито кормила их, с гордостью поглядывая на мужа.
Один из сосков выскользнул из мокрого ротика, и струйка молока брызнула ему в лицо. Дотронувшись до капелек, он лизнул пальцы.
— Сладкое! — сказал дегустатор.
— Да уж не кислое! — усмехнулась Роза. — Стали бы они кислое есть…
Она с виноватым видом посмотрела на Рикардо.
— Ты не будешь меня ругать, Рикардо?
У него екнуло сердце — никогда не знаешь, что от нее ждать!
— Что еще, Роза? — настороженно спросил он.
— Поклянись, что не будешь меня ругать…
— Ты что-нибудь опять натворила? — подозрительно, но мужественно спросил прошедший сквозь огонь, воду и медные трубы супружества Рикардо.
— Ага…
— Надеюсь, дети мои? — начал он разгадывать очередной ребус Розы.
— Надейся, надейся…
— И это девочки, а не мальчики?
— Стала бы я мальчиков рожать, мучителей женщин!
— Вам же самим нравится, — парировал Рикардо, отдаляя момент, когда Роза ошарашит его чем-нибудь в ее духе.
— Так не будешь сердиться?
— Обещаю, — сказал он, шутливо зажмурившись и заткнув уши пальцами.
— Так вот…
Рикардо приоткрыл один глаз и ухо.
— Я успела без тебя дать им имена!
Рикардо облегченно перевел дух.
— Должно быть, Паулетта и Мария, по имени наших матерей? — высказал предположение отец крошек.
— Нет, — извиняющимся голосом сказала она. — И да простят нас наши матери. Я назвала их Лус и Дульсе!
— А знаешь, мне нравится!
ГЛАВА 6
Как быстро пролетели три года.
Два большущих торта с тремя свечками в каждом ждали момента, когда пухлые губки Лус и Дульсе задуют их.
Вокруг девочек хлопотала прихрамывающая Томаса.
На девочек с восхищением смотрели Эрлинда и Кандида. Появление в доме детей очень благотворно подействовало на психику Кандиды. С той минуты, когда она увидела двух малышек, она ни разу больше не вспомнила о лиценциате Роблесе и о том, что у нее был ребенок. И если в течение первого года душевная болезнь еще иногда давала о себе знать, то затем она прошла вовсе. Кандида превратилась в добрую и заботливую, хотя и немного бестолковую тетю, которая души не чает в своих маленьких племянницах.
Стоит ли говорить, что она с ног до головы обшивала своих любимых малышек Лус и Дульсе, что девочки с детства были завалены огромным количеством распашонок, рубашечек и кофточек, многие из которых Кандида сшила и связала задолго до их рождения для своего «будущего» ребеночка. Теперь все ее запасы пошли в дело, и удивительно, Кандида расставалась с этим приданным младенцу без всякого сожаления. Все в доме Линаресов вздохнули спокойно — было очевидно, что появление детей, пусть всего лишь маленьких племянниц, излечило ее.
Этому радовались все, кроме Дульсины. Эрлинда занималась с девочками едва ли меньше, чем Кандида, но проку от ее помощи было значительно больше. В заботы о маленьких дочках Розы Эрлинда вкладывала все свое нерастраченное материнское чувство, но вечерами она все чаще сожалела о том, что ее это счастье обошло стороной.
Правда, несколько дней назад блеснул слабый луч надежды. Рохелио прочел в газете объявление о том, что в Мехико открывается новая клиника по лечению женского бесплодия.
— Эрлинда, дорогая, — говорил он, показывая это объявление жене, — я понимаю, шансов не так много, но, уверен, стоит попробовать.
— Рохелио, подумай, сколько это будет стоить! — ответила Эрлинда со слезами на глазах. Ей очень хотелось иметь ребенка, но ее ужасала мысль о том, что надежда, которая появится у них, если она начнет лечение, может обернуться ничем. И тогда будет еще тяжелее.
— Может быть, нам лучше взять ребенка на воспитание? — предложила Эрлинда. — В Вилья-Руин много детей, которые остались без родителей, несчастных сирот, которым нужна помощь.
— Мы обязательно так и сделаем, Эрлинда, — обнял жену Рохелио. — Но давай сначала попробуем лечение. Если не получится, тогда мы сделаем так, как ты предлагаешь.
Эрлинда вздохнула. Они с Рохелио давно уже говорили о том, чтобы начать жить отдельно — атмосфера в доме была очень напряженной из-за Дульсины, кроме того, всякой женщине хочется чувствовать себя хозяйкой в доме, а не женой младшего брата, которая живет здесь едва ли не на птичьих правах. Но на лечение и на квартиру денег не хватит, нужно выбирать что-то одно.