Народ, поражённый, с изумлением слушал слова епископа.
“О Боже! — вздыхала Франческа, молитвенно сложив руки. — У меня нет сил перенести это счастье!”
В это время с одной из скамей поднялся седой старик. Голова его тряслась, и два сына поддерживали его, когда он подошёл к епископу. Это был старый Оддо, отец Таддео, юного подмастерья, работавшего когда-то у Раньеро и погибшего по его вине. Старик заговорил громко и грозно:
— Я не верю ни одному слову рыцаря Раньеро. Всем известно: этот человек — истинный безбожник, безжалостный, тщеславный и надменный. Кто знает, может, он зажёг эту свечу в ближайшем трактире и теперь нагло обманывает нас. Я требую свидетелей, пусть они подтвердят, что этот огонь и вправду зажжён в Иерусалиме! Раньеро еле слышно ответил:
— Боже милостивый! Откуда мне взять свидетелей? Я странствовал один. Пусть явятся сюда горы и пустыни, чтобы свидетельствовать обо мне!
— Раньеро — честный рыцарь, — сказал епископ, — мы на слово верим ему!
— Раньеро всегда был шутник, и порой его шутки стоили людям жизни, — сурово сказал старый Оддо. — Я не верю ни одному его слову!
— Не верим! Не верим! Пусть докажет свою правоту! — подхватили люди, сгрудившиеся вокруг Оддо. Их мрачные взгляды таили угрозу, а кулаки были крепко сжаты. — Мы не верим рыцарю Раньеро!
Тогда из толпы стремительно вышла Франческа дель Уберти.
— Зачем вам свидетели? — сказала она. — Я могу поклясться, что Раньеро говорит правду!
— То-то ты ушла из его дома и живёшь под кровом своего отца, — презрительно кинул ей Оддо. — Говорят, ты достойная женщина, но клятва твоя ничего не стоит!
Здесь же в храме находились и друзья Раньеро. Они стояли в молчании и ни один не выступил в его защиту.
“Нет, Раньеро не под силу совершить столь необыкновенный подвиг, — подумал его друг Джино ди Монари. — Ему не занимать отваги, но такое и ему не по плечу”.
И никто из них не вспомнил убогого нищего, над которым они посмеялись, встретив его на горной дороге.
Раньеро стоял один посреди храма. Он понял, ему не от кого ждать поддержки. Слова Оддо были смертельным ударом. Раз сомнение родилось, оно будет расти и множиться.
Друзья старого Оддо молча и медленно приближались, окружая его тёмным кольцом. Было ясно: ещё мгновение, и они погасят его свечу.
Вдруг маленькая серая птичка впорхнула в храм через открытое настежь окно. Птичка начала метаться по храму от алтаря к дверям, задевая за стены и колонны. Она опустилась совсем низко. Пролетая над Раньеро, она задела крылом его свечу. Пламя погасло.
Слезы полились из глаз Раньеро. “Всему конец… — подумал он. — И всё же это лучше… Пусть мою свечу погасила птичка, а не люди, которые меня так ненавидят”.
Но тут весь храм огласился громкими криками:
— Птичка горит! Свеча зажгла её крылья!
Маленькая птичка летала по храму, словно порхающее пламя, она сделала круг под высокими сводами собора и вдруг опустилась прямо на алтарь Мадонны. От её пылающих крылышек загорелась высокая свеча, стоящая на алтаре перед Божьей Матерью.
А горящая птичка вновь полетела по храму. Люди тянулись к ней, но она с жалобным писком ускользала от них. Неожиданно она ударилась о грудь старого Одцо и замерла, прильнув к нему. Оддо, хлопая по крыльям руками, погасил горящие перья.
— Птичка мертва! — с грустью сказал он.
Но в этот момент птичка легко вспорхнула с его ладони. Певучая трель огласила весь храм. Птичка кругами поднималась всё выше и выше, пока не исчезла в туманно-золотистом свете под куполом храма.
А пламя свечи на алтаре Мадонны разгорелось и теперь сияло ярко и высоко.
Тогда епископ поднял свой посох и возгласил:
— Это Божья воля! Малая птица стала свидетелем рыцаря Раньеро!
И все стоявшие в храме повторили за ним:
— Это Божья воля!
Наконец Раньеро и Франческа остались одни. Франческа с нежностью протянула к нему руки, но Раньеро испуганно остановил её.
— Остерегись, любимая! Не прикасайся ко мне. Может быть, я болен проказой. Я взял связку свечей у прокажённой.
— И ты не догадался, что это была я? — Улыбка Франчески была полна любви и сострадания. — Я хотела испытать твоё мужество. Узнать, что тебе дороже: жизнь или небесное пламя.