Элизабет Стюарт
Роза и лев
Событиям, описанным в романе, предшествовала трагическая случайность. Единственный законный сын короля Генриха Плантагенета утонул при кораблекрушении в ноябре 1120 года. Племянник короля — Стефан Блуа, — воспитывающийся при дворе, опоздал к отплытию «Белого Лебедя», отсыпаясь после ночной попойки. Принц и его блестящая свита, состоящая из молодых нормандских дворян, — все погибли, а пьяница Стефан остался жив.
После кончины Генриха Первого в декабре 1135 года дочь Генриха — Матильда — должна была унаследовать престол. Хью Бигот, самый могущественный и самый мятежный из феодалов того времени, объявил, что на смертном одре король изменил решение и вместо Матильды назначил преемником своего племянника Стефана.
С быстротой молнии Стефан Блуа прибыл в Лондон и, заручившись поддержкой архиепископа Кентерберийского, короновался в Вестминстере. Сторонники Матильды восстали и ввергли Англию и Нормандию в кровопролитную гражданскую войну.
Эту войну продолжил и сын Матильды — юный Генрих Анжу.
Преданный своими союзниками — Честером, Уорвиком, Лестером, потеряв при странных обстоятельствах старшего сына Юстаса, Стефан был вынужден признать Генри Анжу наследником престола.
Через год Стефан умер, и Генри стал королем.
Генрих Второй обладал властным характером и многими талантами, но в историю он вошел не как искусный политик, а благодаря своим сыновьям, которые прославили своего отца тем, что вели с ним бесконечные ожесточенные войны. Их имена помнят до сих пор — Ричард Львиное Сердце и проклинаемый всеми Иоанн Безземельный. В народе их прозвали «дьявольским отродьем».
1
Западная Англия. Ноябрь 1152 года
Ночь была черна, как душа ведьмы. Ветер хлестал в лицо колючими снежинками и гасил пламя факелов. Полдюжины тяжело груженных телег с натугой преодолевали смерзшиеся колдобины разъезженной за время осенних дождей дороги. Возницы проклинали несчастных лошадей.
Вооруженные рыцари плотной стеной загораживали обоз, готовые принять на себя вражескую стрелу, вылетевшую из темноты. Самые молодые и неопытные от волнения то и дело хватались за оружие или поправляли окоченевшими пальцами прикрывающие их щиты.
Он знал, что это путь без возврата. Отступления быть не может — иначе их всех ждет голодная смерть в пронизывающем до костей холоде нескончаемой ночи.
Стук копыт пробудил эхо, дремавшее в заледенелом лесу. Друг или враг? Рыцари обнажили мечи. Кто-то из возниц начал было произносить молитву, которую прервал простуженный кашель. Что ж — болезни тоже неизбежные спутники долгой войны. Неужели Господь немилостив к ним и их обнаружили? Боже, только не сейчас, когда они так близко к цели, путь к которой был так тяжел.
Одинокий всадник возник в тусклом отсвете факелов, подобно призраку. Он так резко осадил коня, что благородное животное протестующе заржало.
Возница передовой повозки чуть приподнялся на козлах. Он был одет, как простой солдат, только плащ, наброшенный на его плечи, казался хоть и потрепанным, но все же был добротнее, чем у остальных.
— Какие новости? — тихо спросил возница.
Всадник наклонился к его уху.
— Все люди расставлены по местам и готовы к сражению, милорд.
— Ты молодец, Джеффри. Твои слова ласкают слух. Я верю, что ты внушил им, как плохо нам всем придется, если они струсят. Обратной дороги нет.
Всадник оскалился в улыбке. Его крепкие белые зубы блеснули в темноте.
— Благодарю тебя, Джеффри, за все, что ты делаешь для меня, — добавил возница. Последние слова его прозвучали уже глухо из-под накинутого вновь на голову капюшона.
— Я стараюсь и ради себя, милорд. Мне тоже хочется получить свой кусок от пирога. Вас, милорд, ожидает большая доля, а я пока лишь ношу горсть английской земли в ладанке на груди. Если нам сегодня повезет и удача будет на нашей стороне…
— Удача? — не удержался от насмешливого возгласа возница. — Мы не можем полагаться на удачу, и даже на Божью помощь нам нечего рассчитывать. Если мы проиграем в этот раз, значит, всех нас ждет смерть. А если выиграем, то ты ухватишь не горсть, а жирный кусок английской земли. В эту ночь она перейдет из неправедных рук в достойные. Только побереги себя и останься в живых, Джеффри, чтобы насладиться добычей. Ты нужен мне, Джеффри. Я очень долго натаскивал тебя, как охотничьего сокола, и у меня нет времени, да и желания искать тебе замену.
— А я и не мечтал о другом господине, хотя многие расхваливали мои таланты и заманивали медовыми речами.
— Не влипни в сладкую паутину, малыш. Черт побери, она так крепко берет в плен, что вырваться из нее бывает очень трудно.
Возница внезапно разразился смехом, похожим на воронье карканье.
— А уж если все-таки влипнешь, то руби паутину мечом, сразу и без жалости. И еще один совет: более всего остерегайся удара сзади от закадычного дружка. Это мой тебе совет, может быть, последний, если я отойду этой ночью в мир иной!
Джеффри молча склонил голову.
— А теперь скачи назад и сообщи людям пароль.
— Какой, милорд?
— «Верность», малыш. «Верность»!
Всадник отсалютовал рукой в массивной боевой перчатке и растаял во тьме.
Обоз между тем продолжал свой путь. Каждая минута, приближающая их к цели, казалась часом и предводителю отряда, и его усталым оголодавшим воинам. И все же, когда лесная дорога вывела их на просторную пустошь, многих охватила робость.
Перед ними возвышались стены замка, каменная преграда высотой от земли до неба, одолеть которую можно лишь ценой щедро пролитой крови или хитростью.
«От предательства не спасут ни стены, ни крепкие запоры. Змея способна проползти там, где не пройдет рыцарское войско, и смертельно ужалить…», — подумал предводитель отряда.
Он высоко вскинул руку над головой, останавливая следующие за ним повозки. Его губы скривились в усмешке. «Теперь вновь придется ждать. Но что значат жалкие два-три часа, когда на ожидание потрачены многие годы?»
Джоселин пробудилась среди ночи и уже не могла вновь уснуть, даже завернувшись в теплое одеяло. Это была еще детская привычка — укрыться с головой и ощутить себя спрятанной в уютном гнездышке. Но шум во дворе замка проникал через толстые каменные стены и сквозь плотное одеяло, сколько бы она ни затыкала уши. Лаяли псы, захлебывались плачем разбуженные младенцы, мужчины отрывисто переговаривались хриплыми, простуженными голосами, а лошади стучали подковами о камни и встревожено ржали.
Вся эта какофония означала, что владелец замка собирается покинуть его надежные стены. Отъезд отца сулил ей несколько недель свободной жизни. После долгих и мучительных месяцев, когда ей приходилось страшиться собственного острого языка и укрощать свой бешеный нрав, она наконец сможет сбросить с себя тяжкие вериги и вздохнуть полной грудью.
Джоселин быстро оделась, покинула свою крохотную спальню и остановилась, чутко прислушиваясь, на темной лестнице. Наверху с шумом распахивались двери. Ее отец в сопровождении слуг с факелами спускался вниз по ступеням, грохоча сапогами со шпорами. Она вприпрыжку обогнала его и встретила у подножия лестницы. За отцом следовала Аделиза с показной робостью, но не без кокетливой грации, приподымая подол длинного платья и ощупывая ножкой крутые ступеньки, а Брайан, шедший позади, подшучивал над сестрицей и сам хохотал громко в ответ на ее слова.
Семейное сходство этой троицы — отца, дочери и сына — сразу бросалось в глаза. Красивая внешность в роде Монтегью будто передавалась по наследству из поколения в поколение. Высокорослые, с глазами цвета небесной голубизны и волосами, светлыми, как лунное сияние, — они походили на героев древних легенд. Сэр Уильям и его старшие дети предстали перед взором Джоселин, словно романтические персонажи, вытканные на гобелене.
Она была не такая, как они… другая, совсем не похожая на них. При приближении отца Джоселин отпрянула, будто желала спрятаться в каком-нибудь укромном уголке, и это вызвало недовольство сэра Уильяма. Он и так пребывал в раздраженном состоянии духа и теперь стремился сорвать на ком-нибудь свое дурное настроение.