— Рад, что немного развлек вас, мадам… Значит, не зря мои люди проливали кровь.
— Люди сэра Монтегью, как я заметила, пролили больше крови, чем ваши.
— И поделом им. Но боюсь, что нам придется отпевать сегодня одного из самых наших доблестных воинов.
— Если вы потеряли убитым только одного, то Бог был на вашей стороне. Думаю, что у моего отца не хватит пальцев на руке, чтобы подсчитать его сегодняшние потери.
— Разные бывают потери. Горечь утраты зависит от того, кого ты потерял.
Его возбуждение не спало, он весь был еще в битве и нервно расхаживал взад-вперед.
— Ваш отец чудом спасся сегодня. Он был обречен пасть от моей руки, но дьявол помог ему уцелеть на этот раз.
Заслышав эти слова де Ленгли, Аделиза вскрикнула и начала оседать на пол. Джоселин успела подхватить ее. Сестра впала в бесчувствие и беспомощно повисла на ее руках.
Роберт, казалось, не обратил ни малейшего внимания на этот неприятный инцидент.
— Каждому человеку своя цена. Ваш отец покупает людей задешево, а я — за полновесную монету. Моя потеря стоит полдюжины потерянных им воинов.
— Вы одержали победу, милорд, так празднуйте, а не срывайте свое раздражение на беззащитных дочерях своего противника. Не мы, женщины, ранили вашего воина. Война не обходится без потерь, и не мы затеяли эту войну.
— Я злюсь, потому что не добился главного. Ваш отец должен был умереть сегодня, мадам. В этом все дело. Я жалею, что он остался жив.
— Ваши счеты с ним меня не касаются. Скажите мне, в чем я провинилась перед вами?
— В том, что вы его дочь!
Аделиза пришла в себя как раз в тот момент, когда были произнесены эти грозные слова. Ее хрупкое тело задергалось в рыданиях. Джоселин едва удерживала на ногах свою сестрицу. Какими унизительно слабыми они выглядели в глазах упоенного своим успехом вояки! Джоселин сжала пальцами тонкое запястье сестры, предостерегая, чтобы та не обронила ненароком неосторожное слово. Уж слишком хищный огонек тлел в глазах Нормандского Льва. Почему он так озлоблен? Как казалось Джоселин, наблюдавшей за сражением со стороны, он блестяще руководил всем ходом событий и должен был сейчас только радоваться.
— Вы уже проявляли к нам свою ненависть и раньше, сэр. И не стоит возвращаться к разговорам на подобную тему. Господь рассудит вас по справедливости с сэром Монтегью, я надеюсь. А что касается этого воина… — Джоселин взглянула на умирающего юношу, — … мы с сестрой достаточно знакомы с наукой врачевания. С вашего разрешения мы посмотрим, что можно для него сделать…
Аделиза издала протестующий возглас, и тотчас же темные с желтым горящим ободком зрачки Нормандского Льва словно вонзились в ее бледное личико.
— Что такое? Вы не имеете желания, леди, помочь раненому?
Не к месту и не ко времени проявив несвойственную ей заносчивость, Аделиза упрямо вздернула вверх подбородок.
— Нет! От меня вы не дождетесь никакой помощи. Вы убийца! Надеюсь, что ваш воин испустит дух и что вы все за ним последуете! Всем вам место в преисподней… Там, откуда вы и вышли…
— Прекрасно сказано!
Похвала де Ленгли, обращенная к Аделизе, привела Джоселин в трепет.
— Моя сестра не в себе, милорд. Она только что узнала о сражении. Можно понять ее чувства.
— Значит, я убийца? — прервал Джоселин де Ленгли и, сделав огромный шаг, приблизился вплотную к Аделизе. — Я и предполагал, что кто-то здесь считает меня таковым. Но даже в бою я не убиваю человека ударом в спину. Я хочу, чтоб мой враг видел, кто отсылает его в загробный мир. А там уж все подсчитают на костяшках… и, надеюсь, по-честному. Я удачлив лишь только потому, что не жду, когда на меня навалятся всей кучей, а расправляюсь с врагами по одному, в очном поединке. А уж рубящий удар мне всегда удается.
Джоселин следила за тем, как конвульсивно сжимались огромные кулаки де Ленгли, имитируя его движения во время битвы. Он как бы снова перенесся туда — из сумрачного холла — на поле боя. Он уже не управлял собой. Он был весь во власти воспоминаний о недавнем сражении.
— Но ваш родитель тоже ловок. Он нанес мне удар, за который я предъявлю ему счет и тем очень огорчу вас, леди Аделиза. Если мой Аймер умрет, то и сэру Монтегью не жить.
Он внезапно умолк, схватил Аделизу за руку, выдернув белокурую красавицу из объятии Джоселин. От его рывка она закрутилась на месте, будто марионетка в руках опытного кукольника. Серебряные волосы Аделизы взметнулись и закрыли ей лицо. Ослепшая, напуганная до смерти, она вертелась волчком, подчиняясь силе, исходившей от победителя.
Роберт резко остановил ее, сжав ручищей ее нежный подбородок, и запрокинул ее голову так, что Джоселин ужаснулась. Девичья шея, казалось, вот-вот могла переломиться.
Он склонился над Аделизой и произнес ей нечто на ухо шепотом, который, однако, прозвучал так громко, что пробудил эхо, дремавшее в углах огромного холла.
Джоселин разобрала его слова, повторенные многократно грозным эхом:
— Я хочу, чтобы ты молилась, белокурая сучка, о выздоровлении моего воина. Он стоит дороже, чем сотня, чем тысяча таких подстилок для мужчин, как ты! Если он умрет, ты расплатишься за его смерть. Ты! Именно ты! И уж я придумаю, каким способом ты будешь расплачиваться.
Джоселин не успела помешать де Ленгли вытащить из ножен кинжал. Острое лезвие коснулось лица Аделизы. Роберт явно был намерен оставить на нем порез, который впоследствии превратился бы в уродливый шрам.
— Милорд, остановитесь!
Его рука не дрогнула. Так было и в сражении, когда он поочередно убивал противостоящих ему рыцарей.
— Это недостойно вас, милорд!
— Если вы рассчитываете, мадам, что я откажу себе в удовольствии расквитаться с милашкой Монтегью, то плохо знаете мой характер.
— Сколько бы обид ни нанес вам мой отец, Аделиза здесь ни при чем. Отпустите ее! Вы уже и так напугали ее до полусмерти.
Де Ленгли пронзил Джоселин взглядом. На какие еще унижения ей пойти, чтобы спасти сестру?
— Пожалуйста… — попросила она. — Смилуйтесь…
Он грубо накрутил на палец прядь светлых волос Аделизы.
— Какой поразительный цвет… Как он возбуждает! Вот еще одно напоминание Монтегью о том, что у меня в руках его «серебряное» сокровище. А ваш папаша, как известно, охоч до серебра. Не правда ли, мадам? Он всегда опускает его в кубок с элем «на счастье» и, кстати, оберегая себя от отравления.
Де Ленгли вдруг обернулся и увидел, что люди в холле, которые вроде бы должны были заниматься делами, на самом деле, разинув рты, слушают его разглагольствования. Он опомнился.
— Неужели вы настолько глупы, леди Джоселин, что впрямь подумали, что я способен прикончить или изуродовать вашу сестрицу? Я лишь собираюсь отрезать клок столь дивных волос и послать эту безделицу вашему отцу. Как вы считаете, он признает, что это локоны его обожаемой дочурки? Если так, то подарок лишний раз напомнит ему, какую ценную добычу я ухватил по воле случая.
Аделиза взвизгнула и забилась в его руках.
— Потише, милая леди. Мне неприятна даже мысль, что я по неосторожности вдруг перережу это нежное горлышко. Если я кого-то убиваю, то делаю это с определенной целью. А вы слишком очаровательны, чтоб лишать вас жизни… Мертвая вы будете выглядеть гораздо менее привлекательно.
Аделиза закрыла глаза и закусила жемчужными зубками нижнюю губу. Из-под ее густых ресниц катились одна за другой крупные слезы, Джоселин больше не могла выносить это зрелище. Она шагнула вперед и властно вытянула руку.
— Отдайте мне кинжал! Если вы хотели чем-то раздразнить моего отца, то, по-моему, в этом уже преуспели. Моей сестре хватит сегодняшних переживаний вперед на долгие годы. И мне, кстати, тоже.
К ее удивлению, он согласно кивнул.
— Вероятно, вы правы. Призраки прошлого слишком назойливы. Настала пора дать им пинка под зад, чтобы они убрались вновь на тинистое дно, где им и место.
Когда Джоселин брала из его рук кинжал, небывалое чувство облегчения охватило ее. Разумеется, она не верила, что он убьет Аделизу. Ни один мужчина, будучи в своем уме, не поднимет руку на подобное воплощение красоты. Но все же, все же он был близок к совершению безумного поступка.