— Вряд ли вы позволите мне сопровождать вас.
— Да, ваше присутствие нежелательно. Однако предполагаю, что в скором времени вы с сестрицей будете лицезреть своего папашу. Приложу все усилия, чтобы переговоры завершились успешно.
Шаги воинов гулко раздавались в обширном пространстве холла.
Странное чувство охватило Джоселин. Она не знала, чего желать, о чем молиться. Ей вдруг не захотелось возвращаться под опеку отца. Ведь это не было подлинной свободой. Джоселин показалось, что свободна она именно сейчас.
Роберт забрался на крепостную стену и заглянул в бойницу.
Монтегью гарцевал на своем массивном, каштановой масти коне на расстоянии полета стрелы от стен Белавура. И был совсем один. Его воины сгрудились на опушке леса и оттуда наблюдали за тем, как развернутся события.
Роберт сощурился, когда яркое утреннее солнце вдруг брызнуло ему в глаза. Уж много недель не было такого безоблачного солнечного утра. День обещал быть чудесным, ясным и прозрачным. Даже пронизывающий осенний холод сменился ласковым теплом. В дальнем лесу некоторые деревья, еще не сбросившие листву, сияли золотом на фоне унылых серых ветвей.
Он набрал полные легкие ароматного осеннего воздуха. Хороший это был денек для тех, кто еще жив, у кого сердце стучит в груди и в жилах кипит горячая кровь! В такой день хочется и дальше жить и надеяться на лучшие времена.
— Уолт! Ричард! Опускайте мост, открывайте ворота.
Мост со скрипом опустился. Монтегью, помедлив, тронул коня шпорами, заставив его чуть приблизиться к мосту.
Роберт не мог не оценить мужество своего противника. Всадник подъехал к самому краю крепостного рва. В годы полнейшего бесчестья, когда клятвы даются легко, а нарушаются еще легче, только истинный храбрец или полный дурак приблизится в одиночестве к удерживаемой врагом крепости.
— Кто ты такой? — крикнул Монтегью. — Как ты посмел незаконно захватить мой замок?
Роберт свесился вниз и прокричал:
— Я законный владелец замка! Я Роберт де Ленгли из Белавура!
— He принимай меня за дурака! Тот человек уж год как мертв.
— Значит, я его призрак… Ты не боишься встречи с призраком, Монтегью?
— Я никого не боюсь! Ни живых, ни мертвых!
— Так заходи ко мне в гости!
— Нет, выходи ты!
Роберт отозвался нарочито ленивым тоном:
— Боюсь, что сейчас я не расположен к прогулкам. Ты хочешь поговорить со мной, так заходи. Отдаю должное твоей храбрости. Если б ты проявил хоть малую долю такого мужества семь лет назад в сражении при Кретьене. Тогда ты со своими людьми улепетнул, едва битва началась. Мой отец погиб в этом бою — тебе это известно. Но все могло сложиться иначе… если б ты держал рубеж, который тебе доверили защищать.
— Ничего б не изменилось, — огрызнулся Монтегью, — Англия все равно не смогла бы удержать в своей власти Нормандию. Я это понял задолго до битвы и поэтому решил отступить и вернуться домой. Все разумные люди поступили точно так же. И семье де Ленгли выпала бы лучшая доля, не будь они так упрямы.
К концу своей речи Монтегью немного охрип, надорвав горло от крика. Его конь пятился и в возбуждении гарцевал на месте, взрыхляя дерн копытами. Всаднику приходилось натягивать поводья и утихомиривать коня.
— Эй, ты! Хватит меня дурачить! Половина Англии знает про Кретьен и про то, что там случилось. Если ты надеешься россказнями про битву убедить меня в том, что ты де Ленгли, восставший из гроба, то зря стараешься. Придумай что-нибудь получше!
— Ну что поделаешь, коли это истинная правда, — откликнулся Роберт. — А если я действительно тот человек, за которого себя выдаю? Каково тебе узнать, что дочери твои в руках пришельца с того света, которого ты предал, оклеветал и ограбил?
Прозрачный осенний воздух осквернило грязное ругательство.
— Давай, давай, чертыхайся, Монтегью, — дразнил его Роберт. — Облегчи душу, а потом соберись с духом и въезжай в ворота, коль хочешь со мной поговорить. Я дал честное слово, что тебя не тронут, так что в любой момент ты сможешь убраться отсюда в целости и сохранности. Ну, а если не пожелаешь договориться, то вообрази, что я сотворю с твоими дочками.
Прозвучало еще одно громогласное проклятие, и всадник в ярости устремился через мост в арку ворот. Роберт надел шлем и сбежал по ступенькам вниз от бойницы.
Боевой конь Монтегью описал круг по двору, вздыбился и замер напротив лестницы, ведущей в цитадель.
Всадник обнажил меч и держал его наготове, прижав к бедру. Ясно было, что рыцарь нервничает, гадая, не попал ли он по собственному неразумению в приготовленную для него ловушку.
Роберт не торопился. Пусть Монтегью немного помучается, потерзает себя сомнениями, пусть оглянется на ворота и подумает, сможет ли он вернуться тем же путем, что попал сюда.
— Покажись же ты наконец, черт побери! — заорал Монтегью.
Роберт молча стоял на середине лестницы. Всаднику пришлось задрать голову, чтобы увидеть того, кто собирается вести с ним переговоры.
— Все еще не узнаешь меня?
— Сними этот чертов шлем!
— С превеликой радостью…
Роберт приподнял тяжелую стальную скорлупу над головой. Ветер тотчас взметнул его длинные волосы.
Секунды две прошли в напряженном молчании.
— Боже! Это ты… Роберт улыбнулся.
— Кто… — Монтегью осекся, с ужасом сглотнул, руки его ослабили поводья. — Именем Господа заклинаю, скажи, кто ты?
— Не кто иной, как сгоревший в Нормандии лорд Белавур. И незачем притворяться, что ты в этом сомневаешься.
Тяжкое молчание повисло над замковым двором. Лучи солнца отражались от доспехов Монтегью, сверкало обнаженное лезвие его меча. Роберт поймал себя на мысли, как он ненавидит этого человека, как он жаждет его смерти. Сейчас достаточно одного слова хозяина Белавура, чтобы этот враг стал его пленником. По выражению лица Монтегью можно было догадаться, что у того в голове возникла та же мысль.
— Не трусь, Монтегью! Я держу данное мной слово! Ты свободно выйдешь отсюда, когда пожелаешь.
— Чего ты добиваешься, де Ленгли?
— Того, что всем очевидно. Даже такому тупице, как ты.
— Так просвети меня.
— Лучше ты сам пошевели мозгами.
— Чтоб тебе сгореть в аду! — взорвался Монтегью.
— Я уже там побывал, — хладнокровно возразил Роберт. Он спустился пониже, теперь их разделяло лишь несколько ступеней.
Монтегью направил коня прямо к лестнице. Гнедой, ударив копытом о каменную ступень, попятился, но всадник заставил его взбираться наверх.
Роберт мгновенно отступил на три ступени и выхватил свой меч, оставшись вне досягаемости для Монтегью.
— Хватит дурачиться! — ревел тот. — Надоела мне твоя болтовня! Я знаю, что ты держишь в плену мою дочь. Но предупреждаю тебя, де Ленгли, если ты тронешь Аделизу, я переворошу весь ад, пока не буду уверен, что ни горстки праха твоего, ни косточки от тебя не осталось для воскрешения в день Страшного суда. Сам Иисус не отыщет их. — Монтегью кипел, с трудом сдерживая ярость. — Довольно болтать об адском пламени. Теперь я вижу, что ты из плоти и крови. Хотя как ты уцелел, одному дьяволу известно… Объясни мне, чего ты хочешь.
Роберт обхватил обеими руками крестообразный эфес меча, уперся острием о камень ступеней, а подбородком на рукоять.
— Хочу взять обратно мои земли. Все до последнего клочка. Каждый бугорок, каждую лужайку, каждое дерево и каждого смерда.
— Не валяй дурака… Я потратил сундук серебра, чтобы возвести стены вокруг твоих крепостей, нанимал кастелянов, которые бы не воровали, строил новые замки для охраны того, что приобрел за годы, пока ты вольготно разбойничал в Нормандии. Зря тешишь себя, что это так просто вернется в твои руки.
— Тогда нам не о чем разговаривать! А жаль. Мне не по душе убивать молодых женщин и жрать их по кусочкам.
Настал черед Монтегью расхохотаться.
— Этой угрозой ты меня не купишь. Ты так печешься о своей репутации, что не помыслишь даже убить жалкого заложника, а тем более женщину. Ты блефуешь, де Ленгли, и мы оба это знаем.