— Я хочу победить, Джеффри! Клянусь Богом, никогда раньше не жаждал так победы! В первый раз за многие годы мы были так близки к ней.
— Я знаю.
С видимым усилием де Ленгли все-таки овладел собой.
— Что ж! Так и будет. Я слишком далеко зашел, чтобы повернуть назад.
Он огляделся, встретился взглядом с Джоселин и удивился, обнаружив ее на том же месте, где оставил ее.
— Возвращайтесь к себе, мадам. И приготовьтесь к встрече с королем. Не сомневаюсь, что он возьмет вас вместе с вашей сестрицей под свое покровительство. Вам известно, что всегда найдется местечко в благородном сердце Стефана и при его блистательном дворе для любой женщины, любого ребенка, для любого недовольного бунтовщика и для любой бешеной собаки. Вот жаль только, что он никак не может взять в толк, почему частенько ходит покусанным.
Джоселин поспешно направилась к выходу, желая как можно скорее скрыться с глаз долой. Постепенно ее разум начал проясняться. Роберт де Ленгли был прав. Все испытания очень скоро окажутся позади, во всяком случае для нее и Аделизы. Стефан был необычайно великодушен, когда дело касалось женщин. Отец постоянно твердил об этом, считая это проявлением глупости. Но можно было рассчитывать на то, что король не позволит никому обидеть беззащитных сестер.
Де Ленгли был прав и в другом. Теперь ему будет трудно заполучить свои земли обратно. Король нуждался в расположении ее отца, ибо Монтегью пользовался влиянием в пограничных с Уэльсом областях. Он поддерживал мир на границе и противостоял поползновениям эрла Честера захватить всю Западную Англию и отдать ее во власть герцога Генри и Анжуйской ветви Плантагенетов. Отец до сих пор ловко управлялся с хитроумным и бессовестным Честером.
Джеффри распахнул перед ней дверь. Его черные глаза не упустили ни малейшей детали в странном поведении девушки. Она стыдилась его внимательного, изучающего взгляда. Быть застигнутой в покоях милорда за жарким поцелуем — какой позор для нее!
И всякий воин из охраны подтвердит, что она пришла туда по доброй воле, без всякого принуждения. Отец взовьется от ярости, если до него дойдут слухи об этом, а репутация Джоселин будет безнадежно испорчена.
Она не посмела оглянуться, когда дверь с шумом захлопнулась за ней. Самым большим ее желанием было немедленно стереть из памяти недавнее событие, но видение того, как Роберт де Ленгли наклоняется к ней и целует, неотступно преследовало ее. А еще это проклятое ощущение тепла, исходящего от его рук, попеременного жара и озноба в ее теле. Память об этих новых испытанных ею чувствах никак не исчезала.
Аделиза пыталась заставить ее поверить, что мужчина несет в своем теле только боль и унижение для женщины. Впервые за три года их тесного общения у Джоселин мелькнула крамольная мысль, что Аделиза просто глупа и ничего не смыслит в жизни.
12
Звуки труб прорезали тишину прозрачного осеннего утра, многоголосым жизнерадостным эхом отражаясь от серых крепостных стен. Яркие флажки трепыхались на ветру, бубенчики на упряжных лошадях миролюбиво позванивали, когда король Англии с небольшой свитой проследовал через опущенный мост и распахнутые ворота в замок Белавур.
Роберт, стоя посреди крепостного двора, постарался изобразить на лице приветственную улыбку, как подобало при свидании с высшим сеньором, Стефаном Блуа, чтобы развеять всякие слухи, распространяемые Монтегью, что он лишь призрак, в чьих глазах не прячется колдовское пламя, исчезающее при первом крике петуха.
Стефан пришпорил своего великолепного иноходца, склонившись над лукой, обскакал вокруг застывшего в неподвижности вассала, не приближаясь к нему более чем на дюжину ярдов, а потом заставил коня сделать три изящных шажка. Теперь они были почти рядом — вассал, король и его конь.
— Роберт! Роберт де Ленгли! Да будет благословен Господь, спаситель наш! Я до сей поры не верил в твое воскрешение.
Роберт опустился на одно колено перед монархом на заляпанные конским навозом камни, но Стефан тотчас же поднял его, заключив в сдержанные, но искренние, поистине солдатские объятия. Слезы показались на глазах короля. Но это были слезы радости. Такого взрыва чувств не смог бы сыграть самый изощренный дипломат.
— Роберт! Я уже не надеялся встретиться с тобой в этом мире. Слава Господу! Он милостив к нам. Столько отняли у меня — и друзей, и земель, но ты возвратился, а это добрый знак. Я всегда думал о тебе как о сыне…
Охрана, готовая отразить покушение на короля, отпрянула в недоумении. В последние дни король не подходил ни к кому из своих вассалов ближе чем на семь ярдов, а тут вдруг такие тесные объятия. Роберт немного расслабился, и улыбка на его лице перестала быть всего лишь доброжелательной гримасой. По-видимому, Стефан был искренне рад встрече с верным ему рыцарем.
Но тут же король резким движением отстранил его от себя, вцепился пальцами в его плечи и погрузился в изучение лица Роберта.
— Ты или не ты? — спросил он встревожено и тут же разразился смехом. — А, может быть, это я нахожусь на том свете, а не Роберт де Ленгли. Это он живой, а я уже предстал перед ликом Господним и даю отчет за свои прегрешения.
Роберт ощутил, что у него полегчало на душе. Трудно было противиться обаянию короля Стефана Блуа, особенно если он твердо вознамерился испробовать на ком-то свои чары. А уж Роберту и совсем пришлось нелегко, ибо этот человек, обладавший короной, был близким другом его отца и когда-то, в далеком прошлом, возложил меч на плечо мальчика Роберта, посвящая его в рыцари. И с той поры, взрослея и накапливая в душе горечь после многократных предательств, Роберт де Ленгли верой и правдой служил королю. А кому еще служить? Какому знамени, если все знамена испачканы грязью?
— Вашему Величеству нечего опасаться. Ни вы, ни я не покинули еще пока этот грешный мир. Я жив и радуюсь встрече с вами. Входите же в замок и воспользуйтесь нашим гостеприимством! Мы счастливы принять такого гостя.
— Клянусь Богом, я войду! — Стефан оперся рукой на плечо Роберта и ощупывал его, словно еще не веря, что его давний друг не обратится в призрачный туман и не растает в воздухе. — Пусть легенды, которые сочиняют о тебе менестрели, оказались лишь поэтическим вымыслом — я рад, что это так! Хочу тебе представить, Роберт, спутника по моим горестным странствованиям по жизни.
Король поманил к себе джентльмена, скромно держащегося в стороне.
— Ричард де Люси! Роберт де Ленгли! Станьте друзьями! Сегодня у меня праздник! Я обрел вновь своего легендарного Нормандского Льва!
Средних лет, небольшого росточка человечек обнажил голову в знак уважения к Роберту. Его поредевшие волосы тронула седина, на макушке блестела лысина, но в глазах таился жадный огонек, как у молодого ненасытного зверька. Вместе с королем Стефаном, расточающим направо и налево обворожительные улыбки, они составляли вполне подходящую пару, которая даже на такого искушенного и пострадавшего от лжи и предательства человека, как Роберт, произвела впечатление.
Между тем королевский фаворит Ричард де Люси проявил и ум, и тактичность, и явное желание перейти от слов к делу.
— Счастлив познакомиться с вами, сэр Роберт де Ленгли. Вы столько радости доставили Его Величеству своим воскрешением из мертвых, что, пожалуй, нет и не будет за все годы его царствования дня, более насыщенного событиями… и столькими проблемами. Но все проблемы легко разрешимы, я надеюсь.
— Я тоже надеюсь. Но не я и мои поступки создали эти проблемы. Вряд ли меня можно винить за то, что я попытался вернуть себе свою собственность, — весьма учтиво ответил Роберт.
— Разве кто-то обвиняет вас в чем-то? Нет, нет… еще раз нет. Речь идет об Англии и о безопасности ее западной границы.