Аделиза тоже усмехнулась, вспомнив это происшествие из детства. Как хорошо было говорить о прошлом — о приятном или неприятном — все равно это было их общее прошлое.
Некоторое время сестры предавались воспоминаниям о маленьких радостях, об огорчениях и ссорах, неизменно кончающихся примирениями и жаркими объятиями. Но постепенно темы для беседы иссякли. Вместе с догорающим пламенем в камине в комнате сгущались мрак и тишина.
Джоселин смежила веки и представила себе свою дальнейшую жизнь без Аделизы.
— Джоселин… — тихонько позвала ее сестра.
— Да?
— Я всегда хотела быть такой умной и сильной, как ты, быть во всем похожей на тебя. Все считают меня глупенькой, а я и есть такая на самом деле.
— Аделиза, не надо.
— Нет, послушай, Джоселин. Это правда, но сейчас это уже неважно… Я только хотела сказать, что очень люблю тебя. Мне очень страшно, Джоселин, но одно меня утешает, что мы будем видеться. Поклянись, что ты навестишь меня, когда… когда… — Аделиза была не в силах найти подходящие слова.
Джоселин представила себе, какие чувства охватят ее, когда она посетит Белавур, где совьют семейное гнездышко де Ленгли и Аделиза.
— Конечно, я приеду к тебе. Не терзай себя понапрасну. Никто и ничто не может разлучить нас навсегда.
— И я хочу, чтоб ты знала, — продолжила Аделиза, — что мой дом будет и твоим домом. Я знаю, что ты не очень ладишь с папой. Если тебе понадобится, чтобы кто-то заступился за тебя перед ним, то достаточно только попросить, и я приду на помощь. Если, конечно, он захочет вообще разговаривать со мной после свадьбы.
Джоселин ощутила легкие угрызения совести. В своем горе Аделиза все же могла думать и тревожиться о сестре. В то время, как сама Джоселин думала только о будущем супруге Аделизы и больше ни о ком.
— Не глупи, Аделиза. Неприязнь отца к де Ленгли никак не скажется на его отношении к тебе.
— Есть еще одна вещь… — Аделиза заколебалась. — Я не знаю, как попросить тебя об этом. Может быть, ты знаешь… Мне всегда казалось, что ты знаешь обо всем на свете. — У девушки перехватило дыхание, и она замолчала, с трудом подбирая нужные слова: — Как это все происходит… в супружеской постели? Я кое о чем догадываюсь сама, но боюсь, что буду чувствовать себя так глупо, когда наступит завтрашняя ночь. Мне хотя бы что-нибудь узнать про то, что меня ожидает… Про это самое…
Джоселин была готова разразиться хохотом, полным горького сарказма, но она боялась напугать сестру.
Спокойно и со всей осторожностью Джоселин поведала сестре то, что неоднократно будоражило ее воображение, о том, как повела бы она себя с де Ленгли, оказавшись с ним в одной постели.
15
Джоселин пробудилась во тьме и холоде от шума дождя, барабанившего по крыше, и от странного чувства, что что-то случилось.
Она перекатилась к середине широкой кровати в бессознательном желании быть поближе к сестре. Но ощутила там, где должна была лежать Аделиза, лишь выстуженную пустоту.
Со вздохом Джоселин поплотнее укуталась в одеяло и несколько минут лежала, стараясь отогнать мысли о сегодняшнем событии и постараться вновь уснуть. Но в памяти ее всплыл трогательный голосок сестры: «Джоселин, я так боюсь…»
Она приподнялась на постели, потянулась за ночным капотом и накинула его на плечи. Дрожа от холода, Джоселин отыскала в темноте огарок свечи, запалила его и поспешно оделась. Аделиза, по-видимому, решила продолжить свое бдение в часовне, и Джоселин мучительна была мысль о том, что она там одна.
Но в часовне Монтегью было пусто и черно, как в могиле. Шаги Джоселин гулко отдавались в тишине. Высоко держа над головой зажженную свечу, она прошла к алтарю, обследовала все темные углубления по обе стороны нефа.
Ей бросился в глаза пергаментный свиток, аккуратно перевязанный лентой — лентой Аделизы! Она уставилась на него, ужас наполнил все ее существо. Аделиза неоднократно повторяла, что хочет умереть. Неужели она решилась на это?
— О Боже! — прошептала Джоселин. — Господи помилуй, нет!
Она протянула руку за свитком, дрожащими пальцами развязала ленту, пробежала глазами неразборчивые строки. Почерк выдавал волнение, слова налезали друг на друга, и все же Джоселин поняла смысл послания и с облегчением перевела дух. Того, чего она боялась, не произошло. Аделиза не совершила непростительный смертный грех.
Но то, что она сделала, было почти так же греховно. Она сбежала с Эдвардом Пелемом.
У Джоселин подогнулись колени, и она опустилась на ледяной каменный пол. Строчки прыгали у нее перед глазами, когда она вторично перечитывала письмо, потрясенная до глубины души невероятным поступком сестры. Последствия этого деяния будут ужасны. Их трудно даже себе представить.
Роберт де Ленгли будет жестоко унижен в присутствии самых значительных персон английского королевства. Он уже угрожал убить Пелема. Теперь, несомненно, он выполнит свою угрозу. А Аделиза…
Джоселин невольно вздрогнула, вспоминая, каков был де Ленгли в ярости. Если он и не убьет Аделизу сразу же, то превратит ее дальнейшую жизнь в кромешный ад. А Стефан… Боже мой! Какой гнев обрушит король на Пелема, а также на всех Монтегью. Ее отец и Брайан окажутся в положении, которому не позавидуешь.
— О, Аделиза! — Джоселин еще не могла до конца поверить в то, что ее сестра так неразумно поступила. — Как глупо! Глупо и страшно!
Она поднялась с колен, лихорадочно соображая, как действовать ей. Она должна поспешить к отцу. Послание было адресовано ему. И ему придется открыть ужасную истину де Ленгли.
Но когда Джоселин представила себе эту сцену, то поняла, что это наихудший из всех возможных вариантов… Роберт де Ленгли заслуживает того, чтобы узнать все первым, услышать печальную новость из дружеских уст. Ему надо дать возможность и время взять себя в руки до того, как языки примутся болтать, а вся страна покатится с хохоту над гордым Нормандским Львом, которого бросила у самого алтаря напуганная невеста.
Джоселин побрела прочь из часовни. Ее полуослепшие от слез глаза скользили по окошкам покоев Монтегью. Только нескольким самым высокородным лордам досталась роскошь пользоваться спальнями, и то их разместили там по двое и даже по трое. Остальные устроились на скамьях или кушетках в нишах главного холла или просто ночевали на дворе вместе со своими солдатами.
В качестве жениха Роберт де Ленгли был удостоен особой привилегии. Джоселин вместе с отцовским управляющим позаботилась обставить его покои с максимальным комфортом. Но в самых своих безумных мечтах она и представить себе не могла, что ей придется явиться в предрассветной мгле в спальню мужчины в утро его свадьбы с сообщением о том, что его невеста исчезла.
Она приблизилась к двери, ведущей в покои де Ленгли, еще не успев подготовиться к разговору, и поторопилась постучать, чтобы не передумать и не броситься наутек. Сонный голос изнутри откликнулся на ее стук.
— Кто там?
— Откройте, — прошептала она. — У меня послание к лорду де Ленгли. Это очень срочно.
Она услышала звук отодвигаемых засовов, и дверь чуть-чуть приотворилась. Заспанный мальчишка через щель подозрительно уставился на Джоселин. Этот молодой телохранитель де Ленгли был незнаком.
— Впусти меня! — попросила Джоселин, но мальчик не пошевелился. — Ты видишь, я безоружна, и наверняка знаешь, кто я. Мне необходимо сообщить милорду очень важную весть.
Оруженосец потратил много времени на раздумье, но наконец дверь приотворилась пошире. Джоселин смогла войти, переступив через двоих завернувшихся в одеяла стражников, спавших у самого порога. Еще с полдюжины рыцарей лежали вповалку на полу и храпели так, что сотрясались стены прихожей покоев милорда.
Один из мужчин проснулся и сразу же схватился за меч, но мальчик остановил его:
— Это всего лишь прекрасная леди. Сомневаюсь, что наш милорд поблагодарит тебя за то, что ты защитил его от подобного нападения.
Мальчишка ухмыльнулся, а воин вытаращил глаза, с минуту поводил безумным взором по женской фигуре, возникшей перед ним, потом, выронив оружие, стукнулся головой об пол и снова погрузился в сон.