Она вышла во двор, благодарная Господу, что он наслал на землю Англии такую бурю. Вьюга охладила ее пылающие щеки, загасила пламень в глазах. Слезы смешались с тающим снегом на ресницах. Никто не увидит, что она плачет.
Грум держал под уздцы ее коня, Аймер подставил ей стремя.
— Может быть, вы задержитесь хоть ненадолго, миледи? Хозяин вот-вот вернется.
— Нет! — Ей было тяжело находиться среди людей, чувствовать, как их любопытствующие взгляды обшаривают ее. Лучше остаться наедине с вьюгой.
— Миледи, что передать от вас Роберту, кроме королевского послания?
— Ничего!
С опущенной головой Джоселин подъехала к стенам Белавура. Ночная скачка по морозу не остудила ее ярости. Она упорно отгоняла мысли о том, что милорд имеет право заводить столько любовниц в своих поместьях, сколько захочет.
Солнце, растопившее снега и согревавшее ее продрогшую свиту, не радовало ее.
— Миледи! Какой-то незнакомец встречает нас у моста, — предупредил ее оруженосец. — Прикажете отступить?
— Куда? Зачем? — спросила она рассеянно.
И пары минут не прошло, как их маленькую кавалькаду окружили солдаты с суровыми, незнакомыми ей лицами.
Но начальника их она узнала — вернее, коня, на котором он обычно выезжал.
— Нам нечего бояться, — обратилась она к своей свите. — Это мой брат Брайан.
22
— Что я могу ей сказать? А что может сказать мужчина, если он кругом не прав?
Роберт произнес это вслух, не заботясь о том, что его слышит едущий рядом Джеффри.
Они взбирались на холм, где чернели башни Белавура. Впервые Роберт возвращался домой с такой тяжестью на сердце.
— А что, Аймер все еще не в духе? — не удержался Роберт.
— Он не захотел говорить даже со мной, — кивнул Джеффри. — Я уверен, что позже он очнется и станет извиняться за свой неумеренный гнев.
Джеффри помолчал, а потом не без колебаний произнес, осторожно выбирая слова:
— Ваши люди, да будет вам известно, Роберт, любят вашу супругу. Между собой они прозвали ее Львицей.
Роберт неловко заерзал в седле и уставился на друга с изумлением.
— Как?
— Львицей. В знак особого уважения и восхищения ею.
Несмотря на все мрачные события прошедшего дня и дурное настроение, Роберт невольно рассмеялся.
— Это ей подходит. Клянусь Святой Мессой, очень подходит! Лишь бы она только поверила мне, когда я расскажу ей об этом.
Но он сомневался, что Джоселин поверит ему, что бы он ей ни сказал. Он глубоко ранил ее — и все из-за пустяка. Из-за нелепой ребяческой попытки что-то доказать самому себе. Причем женщина, которой он приказал лечь с ним в постель, даже не могла возбудить его, пока он не вообразил, что обнимает не ее, а Джоселин. Но самое худшее было то, что Генри Анжу вторгся в Англию, и у Роберта было слишком мало времени и возможностей, чтобы как-то загладить свою вину перед супругой.
Он подумал о своем грозном неприятеле, об опасностях, с которыми неминуемо столкнется лицом к лицу в самые ближайшие дни. Это будет их личная война с Генри. Анжуйцы годами стремились стереть его с лица земли. Роберт не верил, что это им удастся, но ему не хотелось идти в сражение, оставив в памяти любимой жены свой безобразный поступок в Лейворсе.
— Надейтесь на то, сэр, что она подпустит вас достаточно близко к себе, чтобы вы могли сказать ей хоть что-нибудь. Хотя, честно признаюсь, надежды на это очень мало. Аймер серьезно опасался, что она растерзает вашу бедную девчонку у него на глазах. Только Нормандский Лев может как-то справиться со своей Львицей. Я бы, например, не захотел вызвать на себя ее гнев.
Они приблизились к внешним воротам крепости. Мост был уже опущен в ожидании господина, но ворота оставались запертыми. Один из воинов Роберта громким криком принялся вызывать охрану из сторожевой башни. Де Ленгли тем временем окинул взглядом угрюмые массивные стены.
— Хорошим уроком мне будет, если она запрется в замке и проморозит нас здесь до костей.
Но решетка поднялась, и ворота распахнулись. Роберт направил своего жеребца на мост. Больше, чем злодей Анжу, его мысли занимала весь день предстоящая встреча с супругой, что еще раз доказывало, как он дорожит ею.
Конечно, Генри Анжу совершил поступок, которого никто не мог предугадать. В разгар зимы, увязший по горло в одной войне, он затеял и другую, причем за морем. Это был блестящий ход умелого, хоть и азартного шахматного игрока, но Роберту де Ленгли, изучившему своего врага досконально, следовало бы ожидать подобной выходки. А он, вопреки своему опыту и установленным для себя правилам, оказался не готов к отпору. Теперь предстояла тяжелейшая зимняя кампания, причем на лишь недавно возвращенных ему землях.
Когда разнесся слух о том, что де Ленгли вновь утвердился в Белавуре, люди потянулись к нему, предлагая свои услуги. Он на это и рассчитывал, надеясь пополнить поредевшие ряды ветеранов, и щедро тратил монеты, добытые в последних набегах за Пролив, на покупку наемных солдат.
И все же он не успел набрать столько воинов, сколько ему было надобно. И, несмотря на усердие и неутомимость верного Джеффри, люди не были еще достаточно обучены.
Нахмурившись, Роберт въехал во двор крепости. Недоброе предчувствие сразу же охватило его. Что-то нехорошее витало в воздухе, ощущалось в напряженной тишине, царившей во дворе, где было непривычно темно. Только несколько факелов горели возле привратницкой. Он почувствовал грозное предупреждение. Нюх на опасность, выработавшийся с годами, никогда не обманывал его.
— Берегись, Джеффри, — промолвил он тихо, поворачивая Белизара обратно к воротам, через которые еще тянулась колонна его воинов.
Солдат у ворот спрятал лицо от света факела. Это было странно. Так не полагалось делать при встрече хозяина. Прежде при его появлении люди толпились во дворе, желая, чтобы он заметил их и одарил улыбкой и приветливым словом.
— Привет, Пирс! Как коротаешь ночь? — обратился он к солдату.
Тот закашлялся и произнес невнятно:
— Все в порядке, милорд.
«Да, вроде бы все в порядке, но… только это не Пирс!»
Ударив шпорами в бока Белизара, Роберт направил коня на солдата и опрокинул самозванца наземь.
— Засада! Берегись! Удерживайте ворота!
Одного мгновения хватило, чтобы тишина взорвалась и все пришло в движение. Заледеневшие руки схватились за мечи и вскинули щиты. Воины Роберта смогли отбить первую атаку врагов, дотоле прятавшихся в густой тени под крепостными стенами.
Роберт ворвался на коне в самую гущу схватки, уверенный, что его люди отстоят ворота. Это был единственный путь к спасению, хотя отступить сейчас означало потерять Белавур и оставить Джоселин без помощи во вражеском плену.
Сражение кипело вокруг него. Мечи со звоном скрещивались, ударялись о латы и о сплетенные из стальных колец кольчуги. Люди вопили, а кони ржали от ярости и боли.
Роберт резко потянул поводья Белизара, стремясь уберечь его от меча, направленного в конское брюхо.
Трудно было что-либо понять в этом кровопролитном беспорядочном сражении в темноте, но внезапно ему все стало ясно…
О Боже! Они убивают лошадей, вспарывают им животы, рубят ноги. Они намерены спешить конных рыцарей, а потом на земле одолеть их числом. Рыцари не имели пространства для маневра, а его малочисленная пехота вконец измотана долгим маршем по холоду и грязи.
На мгновение де Ленгли глянул вверх, на черную громаду крепости. Где-то там томится Джоселин, но сейчас он со своим войском не в силах прорваться к ней.
Белизар жутко заржал, почти заревел и заметался, когда острие одного меча вонзилось ему в бок, а лезвие другого рассекло шкуру у основания шеи. Роберт вцепился в поводья, прикрыл жеребца щитом, а ногой, обутой в кованый сапог, нанес коварно подкравшемуся врагу мощный удар в лицо. Тот с воплем покатился по земле, вмиг залившись кровью.
Совсем рядом конь с перерубленными ногами осел, издавая истошное ржание. Роберт стал пробиваться на выручку всаднику.