А мужчины провели нежданных гостей в комнату, чтобы все у них разузнать.
От общего гомона проснулась Кандида. Она тревожно обвела глазами стол, с которого уже убрали остатки трапезы.
— А что, торта больше не осталось? — разочарованно спросила она.
И, не получив ответа, обиженно поплелась на кухню: там наверняка найдется что-нибудь из еды.
Жан-Пьер, бурно жестикулируя, пытался что-то объяснить по-французски: его запас испанских слов был слишком невелик.
Никто ничего не понимал. Тогда он вынул свое служебное удостоверение, протянул его Рикардо.
— Вы корреспондент парижской вечерней газеты? — спросил хозяин дома. — Моя дочь Дульсе недавно была в Париже.
— Дульсе, Дульсе! — закивал Жан-Пьер.
Он достал из кармана нарисованные девушкой портреты преступников, положил их на стол. Рикардо посмотрел на рисунки:
— Ну да, это работа моей дочери. Узнаю ее руку.
Он обратился к Пабло:
— Что, этот журналист хочет написать о Дульсе в своей газете?
Пабло обескуражено ответил:
— Я и сам ничего не понимаю. Ясно одно: и Лус, и Дульсе в опасности.
— Что же делать, что делать? — нервничал Рикардо. — Как нам сейчас, ночью, найти переводчика?
Женщины привели Розу в чувство и теперь присоединились к своим мужьям.
— Что-нибудь выяснили? - спросила Лаура.
Феликс развел руками:
— Этот человек что-то знает, но он не говорит по-испански, а никто из нас не знает французского.
Неожиданно Эрлинда выступила вперед:
— Кажется, я смогу вам помочь.
Рохелио изумленно посмотрел на жену:
— Ты?!
Эрлинда густо покраснела:
— Давным-давно, когда я еще работала в ночном кафе «Твой реванш», у меня был поклонник-француз. Он учил меня своему языку. Я кое-что помню.
Рохелио нахмурился:
— Почему ты мне никогда об этом не рассказывала?
Роза оборвала его:
— Рохелио, дорогой, вы с Рикардо ужасно ревнивы, вы ревнуете даже к прошлому, но сейчас не время для семейных сцен. Быть может, в эту минуту наши девочки... — Спазм сжал ей горло, не дав договорить.
— Прости меня, Роза, — сказал Рохелио. — Эрлинда, приступай к обязанностям переводчика!
— Же вуз экут, месье, — сказала Эрлинда. — Я вас слушаю!
И Жан-Пьер начал рассказывать все, о чем поведала ему когда-то Дульсе.
Желание выпить все сильнее и сильнее мучило бандитов.
В конце концов они сообща решили пренебречь приказом шефа и наведаться к девчонкам, чтобы пошарить в холодильнике.
Шайка прибыла сюда, как было приказано, уже после приезда Мигеля: Альваро Манкони знал, что молодой индеец обладает сильно развитой интуицией, и боялся, что его неуклюжие и бестолковые подручные чем-нибудь выдадут свое присутствие и спугнут жертв.
Поэтому никто из бандитов не подозревал, что узников в здании не двое, а трое. Ведь Эдуардо Наварро присоединился к девушкам неожиданно, по просьбе Лус. Это не входило в план операции.
Большинством голосов решили командировать к девчонкам Кике и Чучо: это были самые известные мастера по части раздобывания выпивки. Кроме того, все считали их любимчиками шефа: они видели его, он с ними лично разговаривал. А в случае, если ослушание будет раскрыто, можно на них, любимчиков, свалить всю вину. А уж простит их шеф или накажет — это их личные проблемы.
Да и Чучо с Кике были в общем-то не против. Они надеялись, конфисковав у девушек спиртное, лишь часть отдать для общего пользования, а кое-что припрятать лично для себя.
Дульсе и Лус ходили по своей тюрьме туда-сюда, борясь со сном.
Холодильник был распахнут настежь: его теперь использовали вместо светильника, так как шнур, на котором висела единственная лампочка, был оборван Мигелем.
Нутро холодильника тускло светилось: там оставались еще баллоны пепси и кое-что из еды. Кориандровую наливку — а из спиртного только она и была оставлена пленникам — Эдуардо допил до дна.
Теперь он дремал, спрятавшись за дверцей холодильника, чтобы свет не бил в глаза.
От дверей раздалась какая-то возня — кто-то открывал замок снаружи.
Девушки насторожились и инстинктивно схватились за руки — теперь они обе составляли одно целое.
— Мигель?..
Две отвратительные фигуры шагнули к ним из темноты. Лус почувствовала, как затрепетала в ее ладони рука Дульсе.
— Они. Те самые, — почти беззвучно сообщила Дульсе, но Лус поняла бы ее и без слов. Она изо всех сил сжала руку сестры, будто пытаясь передать ей: «Держись, Дульсе. Ты не одна. Я с тобой».
Предположения Дульсе оказались верны: их злоключения связаны с происшествием в Акапулько. Она не могла ошибиться. Дважды она рисовала портреты этих людей: первый раз на курорте для Лус, второй — в Париже для Жан-Пьера.