Размышляя таким образом, Эдуардо торопливо шел в ночной темноте по зыбкой тропе меж заброшенных карьеров.
Отойдя на значительное расстояние от дома, где их держали в плену, он почувствовал себя в безопасности и даже начал вполголоса напевать.
Он всегда был победителем в этой жизни, собирался побеждать и впредь!
Ночью пригородные автобусы не ходят, и Мигелю пришлось до самого Мехико скакать верхом на Чирино. Когда они подъезжали к окраинному району Тлальпан, конь уже был весь в мыле.
Спешиваясь, Мигель ласково похлопал по холке своего рыжего товарища:
— Спасибо, друг, выручил.
Под уздцы он отвел коня к древней тольтекской пирамиде.
Об этом месте шла недобрая молва. По слухам, по ночам тут оживали привидения. Они охотились за человеческими жизнями, высасывая из людей душу и оставляя на земле лишь бездыханное тело.
Здесь и вправду несколько раз находили трупы. Было это делом рук привидений или недобрых людей — Мигеля сейчас не интересовало. Главное — сюда не завернет в ночной час случайный прохожий. И значит, здесь можно на время оставить верного Чирино.
Дальше Мигель был намерен добираться на городском транспорте или на попутной машине.
Добираться — но куда? Где отыскать этого проклятого Вилмара Гонсалеса?
Может быть, сразу же направиться в первый же полицейский участок?
Нет, это займет слишком много времени. Полицейские так медлительны! Расспросы, протоколы, заполнение бланков, подписи, инстанции, кабинеты... К тому же у Мигеля нет с собой документов, они начнут выяснять и проверять, кто он и откуда...
Но предположим, обойдется без всех этих осложнений Где гарантия, то полицейские сразу же ринутся арестовывать Гонсалеса? Наверняка этого не будет. В лучшем случае они откроют уголовное дело, начнут длительное расследование и так далее и тому подобное.
А подлый Вилмар Гонсалес тем временем успеет отдать приказ уничтожить Дульсе и Лус. А что, если здание конторы, в котором их держат, заминировано? Стоит соединить два проводка и... Нет! Нет!
Кике сказал, что портреты Гонсалеса развешаны по городу. И правда, Мигель их явно где-то видел. Но где? Если бы можно было напрячь память так, как напрягаешь бицепсы...
Искать по всему Мехико? Спрашивать прохожих? Это бессмысленно. Тем более в такой поздний час, когда и прохожих-то на улицах нет.
Проповедник... Проповеди...
В церкви?
Нет, не может быть. Католический священник никогда не позволит, чтобы плакаты с его портретом приклеивались к стенам и заборам.
Проповедник — но не католический?
Протестант?
Возможно. Это уже ближе.
Протестанты действительно любят публичные выступления — на площадях, на стадионах. Чем более массовые, тем лучше. И они не чураются рекламы, ярких броских плакатов, ослепительных актерских улыбок, поклонов и рукоплесканий. Они в большей степени артисты, нежели духовные наставники.
Какая нелепость: лишь нынче утром Мигель мирно беседовал с Вилмаром Гонсалесом, таким любезным, таким приятным, таким обходительным. А теперь не знает, где его найти — но уже вовсе не для любезностей.
Итак, протестантский проповедник в католической стране Кого можно завлечь на его проповеди? Лишь тех, кому совершенно нечего делать, кто заглянет ради любопытства - а там, быть может, ему и понравится этот американский стиль.
Значит, речи Гонсалеса рассчитаны на отдыхающих.
Стадион отпадает: там сейчас кипят футбольные страсти.
Парк?
Парк Чапультепек!
Там бродит масса праздного народа, и там есть много просторных площадок для выступлений фольклорных коллективов и карнавальных шествий!
Мигель Сантасилья вспомнил! Именно в парке Чапультепек, возле пруда, видел он афишу с улыбающейся физиономией Гонсалеса. Он еще подумал тогда: «Какая ненатуральная улыбка, точно приклеенная. Видимо, фотограф был не очень хороший». Фотограф не виноват. Это, оказывается, в самом Гонсалесе нет ничего натурального, искреннего.
Посреди огромного пруда в парке Чапультепек было два острова. К большему из них ходил паром. На острове часто устраивались какие-нибудь представления, и вот теперь — евангелистские проповеди Гонсалеса.