Наконец после недели сборов, мучительного выбора гардероба для поездки был устроен прощальный семейный обед, на который кроме родителей, Томасы и тети Кандиды были приглашены брат Рикардо, Рохелио, с женой Эрлиндой и сыном.
Все родственники наперебой давали Лус и Дульсе советы.
— Смотрите, не лежите долго на пляже, — говорила Эрлинда. — Не заметите, как сгорите, и весь отдых будет испорчен. Я принесла вам замечательный лосьон для загара, я читала, что он дает самый лучший загар.
— Ну и ну, мои маленькие племянницы отправляются на завоевание Акапулько, — шутил дядя Рохелио. — Боюсь, что через неделю там не останется ни одного неразбитого сердца у мужчин моложе восьмидесяти лет.
— Что ты говоришь, Рохелио! — воскликнула его старшая сестра Кандида, с упреком глядя на брата. — Девочки едут отдохнуть. Они так много занимались в этом семестре. А ты им в голову вбиваешь разные глупости.
— Ну почему глупости, Кандида, — поддержала мужа Эрлинда. — Наши девочки уже выросли, не удивлюсь, если скоро нам придется гулять на свадьбах.
— Все так, — ответила Кандида, — но в наше время порядочные сеньориты выбирали себе женихов среди знакомых молодых людей, бывающих в доме их родителей.
Рохелио и Рикардо быстро переглянулись. Им обоим в голову пришло одно и то же воспоминание об ужасной драме в личной жизни, которая омрачила молодость Кандиды. Но она сама, казалось, оставила прошлую жизнь далеко позади, как будто это случилось не с ней. Теперь Кандида была воплощением набожности и благонравия, она осуждала вольные нравы современной молодежи и вечно опасалась, как бы молодые приятели не оказали плохого влияния на ее любимых племянниц.
Разумеется, Рикардо не хотелось напоминать сестре о прошлом.
— Не волнуйся, Кандида, — сказал он добродушно. — У наших Луситы и Дульситы есть голова на плечах, правда, проказницы?
— Ну конечно, тетя, ты можешь быть за нас спокойна, — немедленно откликнулась Лус, которая умела разговаривать со старшими.
Поскольку сестры собирались отметить свой день рождения вдали от дома, родные преподнесли им подарки заранее. Подарков получилось очень много, и их развертывание, рассматривание и обсуждение заняло чуть ли не половину вечера. Лус сразу отправилась в спальню примерять хорошенький летний костюм, подаренный Рохелио и Эрлиндой, а Дульсе не могла оторваться от альбома репродукций из Лувра, который ей преподнес отец. Как завороженная, она рассматривала репродукции знаменитых полотен, которые после учебы в Академии художеств, казалось, должна была знать наизусть.
— Спасибо, папочка, — вздохнула она и бросилась отцу на шею. Он нежно обнял дочь, любуясь ее выразительным лицом с тонкими чертами, окаймленным густыми черными волосами. В этот момент в комнату вошла Лус.
— Огромное спасибо, дядя Рохелио, тетя Эрлинда, мне ужасно нравится, — сказала она, поворачиваясь, чтобы ее можно было рассмотреть со всех сторон. — Это как раз то, что я хотела. И к этому костюму изумительно подходят мои новые туфли и серьги, которые подарила мама.
Все выразили свое восхищение. Дульсе не сразу оторвалась от альбома, но наконец захлопнула его и повернулась к сестре.
— Посмотри, что мне папа подарил. Это же Лувр! Ах, Лус, почему мы не едем в Париж вместо Акапулько?
Все засмеялись.
— Ты неисправимый романтик, Дульсе, — сказала ее сестра. — Мне кажется, ты влюбилась в Париж заочно, когда тебе было пятнадцать лет.
— Не беда, Дульсе, можно начать и с Акапулько, у тебя еще есть время впереди, — добродушно заметил Рохелио.
— А знаешь, Дульсе, может быть, когда ты кончишь учиться, ты станешь знаменитой художницей и повезешь свои картины в Париж на выставку, — сказал Тино, двоюродный брат Дульсе и Лус. Тино было уже двенадцать лет, и он с детства любил Дульсе и восхищался ее талантом. В своей спальне он устроил целую выставку ее акварельных и пастельных работ и с гордостью демонстрировал ее своим друзьям.
— Да я просто пошутила, — засмеялась Дульсе. — На самом деле я ужасно жду этой поездки и очень хочу в Акапулько. Мамочка, мы как раз в этом семестре изучали маринистов, и я просто мечтаю о том, как буду рисовать море.