— Не знаю, ваше величество. Мне не приходилось бывать на балах, — она смущенно вздохнула и опустила глаза. — Если его неусыпность не будет против, то я с удовольствием приду на праздник.
Ну конечно. Его неусыпность. Пусть сидит себе да пьянствует со своими ведьмами, его мнения вообще не спросят. А девушка-то истинное чудо. Дух небесный, ни больше, ни меньше.
Из зала донеслись призывные звуки труб, объявлявших о начале второй части спектакля. Софья вздрогнула и отняла руку.
— Всего доброго, ваше величество, — сказала она, отступая. — Благодарю вас за вашу доброту.
И убежала, словно сказочная Замарашка с бала, оставив своего спутника поразмышлять в одиночестве о тайнах женской красоты. Луш вздохнул и отправился в зрительный зал.
Возле входа в ложу он услышал голоса, в одном из которых узнал супругу — и, надо сказать, Гвель едва ли не открыто с кем-то кокетничала. Луш остановился за складкой занавески и стал слушать, представляя, насколько велик будет конфуз, если его обнаружат в подобной щекотливой ситуации.
— А вы сказочно щедры с вашей подругой. Такие украшения я видела только на женах сулифатских шейхов, и то они носят их не во всякий день.
Луш успокоился. Кто о чем, а Гвель о побрякушках. Забыла уже, дрянь жадная, как ее пинчищами по полу валяли. А вот чего ради Торн сюда забрался? Какие выгоды ищет?
— Право, ваше высочество, украшения дело наживное. Перед вашей прелестью меркнут все алмазы мира, — откликнулся декан. Мягко стелет, да как бы не жестко вышло спать, подумал Луш. — Впрочем, если вам интересны эти камни, то я пришлю ко двору своего сулифатского поставщика. И не волнуйтесь о цене, все, выбранное вами, станет моим скромным подарком.
Луш слегка отодвинул занавеску и заглянул в ложу. В этот момент Гвель взвизгнула от восторга, словно деревенская девчонка, и благодарно стиснула руку Торна.
— Правда? — воскликнула она. — Ваша неусыпность, вы самый галантный кавалер!
— Что вы, это мелочи, — небрежно произнес Торн и встал с кресла. Герольды трубили второй сигнал к продолжению представления.
Домой — а Софья уже привыкла называть особняк на площади Звезд своим домом — они добрались по отдельности. Войдя и закрыв дверь, Софья увидела на вешалке знакомый плащ и окликнула:
— Шани, вы дома?
— Дома, дома, — ответили из гостиной. — Проходи.
Софья быстро сняла плащ и прошла в гостиную. Шани сидел у камина и делал какие-то пометки в очередной стопке бумажных листов. Софья вспомнила, как три месяца назад, только-только попав в этот дом и обустраиваясь на новом месте, наткнулась на рукопись «Ромуша и Юлеты», сплошь исчерканную алыми чернилами. По большому счету, трагедию переписали заново, продравшись сквозь бездарность драматурга к тому, что сегодня предстало перед зрителями.
Люди плакали и не стеснялись своих слез. Какой-то пехотный капитан, искренне рыдавший и не видевший в этом обиды для чести, вдруг заорал во всю глотку «Не пей яд, дурак! Она жива!» — и кинулся было на сцену, спасать влюбленных от неминуемой гибели. Софья плакала тоже: она почему-то с самого начала была уверена, что у пьесы не будет счастливого конца. Настолько сильная любовь просто обязана была оборваться на взлете.
А Шани тогда забрал у нее рукопись и попросил больше ее не трогать. Очень спокойно попросил, но Софья ощутила холодок по позвоночнику. Заступник с ней, с этой исчерканной пьесой, не больно-то и хотелось…
— Как там государь поживает? — осведомился Шани. Софья села в кресло напротив и ответила:
— Пригласил меня на карнавал. Мило, правда?
Шани усмехнулся. Софья подумала, что когда ведьмы видят эту ухмылку, кривую и нервную, то они дружным хором начинают признаваться во всем, что сделали и не сделали. Она бы точно призналась.
— А ее величеству понравились твои бриллианты. Я обещал ей подарить в точности такие же.
— Все идет по плану? — уточнила она на всякий случай, глядя в камин, где пламя жадно глодало поленья. В этом году лето в Аальхарне выдалось дождливым и холодным, печи приходилось топить каждый день, но Софья все равно просыпалась под утро от того, что вконец замерзала.
— Да, — ответил Шани и вынул из внутреннего кармана камзола пузырек с темно-коричневой жидкостью. — Тебе страшно, Софья?
Она пожала плечами. Маленький пузырек, привезенный от ведьмы, пугал и завораживал; Софья опустила лицо на ладони и некоторое время сидела так, не шевелясь. Когда она подняла голову, то Шани уже успел убрать отраву назад.
— Не знаю, — сказала Софья. — Если бы вы не были так ко мне добры, то, наверное, я бы боялась. Ужасно боялась…, - она помолчала и призналась: — Я ведь трусиха жуткая.
Шани улыбнулся и, протянув руку, ласково дотронулся до ее запястья. Софью словно волной обдало — после возвращения из Залесья, за два с лишним месяца, что она прожила под одной крышей с деканом инквизиции, это был первый сколь-нибудь человеческий жест — естественный и пугающий в своей естественности.
— Ты очень смелая девушка, Соня, — сказал он. Когда Софья впервые услышала это слово, то восприняла его как некое ругательство: ее имя в сокращенном виде звучало как Софа или Сока. Но потом она привыкла к подобному именованию и даже стала видеть в нем нечто домашнее, житейское. — Я бы на твоем месте боялся.
— Не знаю, — повторила Софья. — Вы ведь сказали, что мне нечего бояться.
— И ты поверила?
— Да, — просто ответила Софья. — Всем сердцем.
Шани убрал руку и несколько долгих минут смотрел на огонь. А ведь когда-то ему тоже поверили — и ничем хорошим это не кончилось.
— Как же так вышло, что генерал тебя не нашел?
Это были первые слова, с которыми Шани обратился к Софье с утра — несколько часов назад они покинули заимку Худрун, и теперь в бархатном мешочке на груди инквизитора лежало несколько плотно запечатанных пузырьков с таинственным темным содержимым. Выражение лица Шани сейчас было усталым и каким-то брезгливым, что ли; Софья избегала на него смотреть.
— Его отвлекли приятели, — с готовностью откликнулась Софья. — Поймали возле двери в мою комнату и налили вина. Он выпил и упал, а утром вообще не вспомнил, что искал кого-то.
— Понятно.
Тропа, по которой они ехали, постепенно становилась обычной лесной дорогой, которой пользуются жители окрестных деревень. Гогулей, приколоченных к стволам деревьев, больше не попадалось. Лошадка Софьи так и норовила вырваться вперед; Софье хотелось плакать. Когда Шани забирал у Худрун зелья, то мрачно поинтересовался:
«И зачем надо было добавлять семена макуши?»
Ведьма усмехнулась и, уперев руки в бока, лукаво посмотрела на инквизитора. В ее глазах вспыхнули желтые азартные огоньки.
«Во-первых, кто из нас лекарник? Во-вторых, если тебе полегчало, то чем ты недоволен? А в-третьих, если учуял макушь, то зачем пил?»
— Спишь, боец?
Софья встрепенулась. Надо же, утонула в воспоминаниях…
— Нет, не сплю, — ответила она. — Так, задумалась о сегодняшней пьесе. Знаете, Шани, это было что-то невероятное. Словно Заступник обнял.
Шани усмехнулся, но улыбка вышла печальной.
— У всех нас есть большая больная любовь, — откликнулся он, словно говорил сам с собой, а не обращался к Софье. — И о ней мы пишем грустные стихи, напиваемся осенними вечерами, набиваем татуировки на груди…, - он вздохнул и добавил: — Любовь, которая сделала нас теми, кто мы есть. А Дрегиль все-таки бездарь.
Софья хотела было с этим поспорить, но тут в дверь постучали. Слуги уже разошлись спать, поэтому Шани со вздохом поднялся с кресла и отправился открывать сам. В дом проник прохладный воздух позднего лета с запахом дождя и городского дыма, и Софья, обернувшись, увидела Алека и радостно воскликнула:
— Вы вернулись!
Молодой человек взглянул на нее и смущенно ответил:
— Вернулся, и даже с добычей.
Софья нахмурилась. Добыча означала то, что сейчас возле входа в особняк стоит закрытая карета, в которой кто-то мычит и возится. Самый натуральный разбойный промысел — и кто бы мог подумать, что сам декан инквизиции его покрывает! Впрочем, Алек не был похож на бандита, даже на благородного Ровуша Гутту, про которого издавна рассказывали залесские легенды. За годы своих злоключений Софья научилась разбираться в людях достаточно для того, чтобы понять: Алек не так прост, у Алека тяжкий груз на сердце, и он, в точности так же, как и сама Софья, заключил с деканом Торном договор — в исполнение которого как раз и входит добыча.