Я спросил у Терезы, что она сама думает о Дженнифер. По словам Терезы, она всегда находила Дженнифер привлекательной, милой, но совершенно неинтересной.
— Как ты считаешь, она очень несчастна? — мрачно спросил я.
— Да, Хью, я так считаю.
— Из-за меня?
— Нет, из-за себя самой.
— Она продолжает винить себя в той аварии и постоянно повторяет, что подобного никогда бы не случилось, если бы я не ехал на встречу с ней. Но это же глупо!
— Да, пожалуй.
— Я не хочу, чтобы она себя этим изводила. Не хочу, чтобы она была несчастна.
— Полно, Хью, — возразила Тереза. — Оставь ей хоть что-нибудь!
— Что ты имеешь в виду?
— Ей нравится быть несчастной. Неужели ты до сих пор этого не понял?
Мышление моей невестки отличается холодной ясностью, что нередко приводит меня в замешательство. Я сказал, что ее замечание отвратительно.
— Возможно, — задумчиво произнесла Тереза, — но теперь сказанное мною не имеет значения. Тебе не нужно больше убаюкивать себя сказочками. Дженнифер всегда нравилось сидеть и вздыхать, как все у нее плохо. Она лелеяла эти мысли и взвинчивала себя. Однако если ей нравится так жить, почему она не должна этого делать? Знаешь, Хью, ведь мы не смогли бы жалеть человека, если он сам не испытывает жалости к самому себе. А жалость всегда была твоей слабостью и мешала тебе видеть вещи в истинном свете.
Я испытал кратковременное удовлетворение, обозвав Терезу крайне неприятной женщиной, на что она ответила, что, вероятно, я прав.
— Тебе никогда никого не жаль! — продолжал я.
— Нет, почему же, в известном смысле, мне жаль Дженнифер.
— А меня?
— Не знаю, Хью.
— И тот факт, что я — искалеченная развалина, которой незачем жить, тебя никоим образом не трогает?
— Я не знаю, жаль мне тебя или нет. Значит, ты просто должен начать жизнь сначала и построить ее в совершенно другом ключе. И это может быть очень интересно.
Я объявил ее бесчеловечной, и она, улыбаясь, вышла из комнаты.
Тереза мне очень помогла.
Глава 3
Вскоре мы переехали в Корнуолл.
Тереза как раз получила наследство от своей двоюродной бабушки — дом в Корнуолле, в Сент-Лу. Лечивший меня врач настаивал на том, чтобы я уехал из Лондона. Мой родной брат Роберт — художник-пейзажист, «с извращенным», по мнению большинства людей, видением природы, был мобилизован во время войны, как и большинство представителей его профессии, для службы в сельском хозяйстве. Так что все складывалось как нельзя лучше.
Тереза отправилась туда пораньше, чтобы подготовить дом к нашему приезду, а меня (после того как я успешно заполнил множество анкет) доставили туда в специальной карете «Скорой помощи».
— Ну как тут? — спросил я Терезу на следующее утро после приезда.
Она уже успела во всем разобраться. Здесь, по ее словам, существует три отдельных мирка. Во-первых, старая, выросшая вокруг гавани рыбацкая деревня с домиками, крытыми шифером, с островерхими крышами, с надписями на фламандском[28], французском и английском языках; во-вторых, расположившийся за рыбацкой деревней современный туристический поселок: большие роскошные отели, тысячи маленьких бунгало и множество пансионов, где кипит бурная жизнь летом и замирает зимой. И наконец, в-третьих, замок Сент-Лу, где правит леди Сент-Лу, престарелая вдова лорда, — ядро иного уклада жизни, традиции которого извилистыми тропами и улочками тянутся к старинным домикам, приютившимся в долине подле древних церквей. «В сущности, это местная знать», — заключила свой рассказ Тереза.
— А куда мы относимся? — заинтересовался я.
Из рассуждений Терезы выходило, что мы относимся к местной знати, потому что Полнорт-хаус принадлежал ее двоюродной бабушке, мисс Эми Треджеллис, и он не был куплен, а перешел к ней, Терезе, по наследству, так что мы «свои».
— Даже Роберт? — спросил я. — Несмотря на то, что он художник?
С ним, по признанию Терезы, труднее. В летние месяцы в Сент-Лу слишком много художников.
— Но он мой муж, — величественно заявила Тереза, — и, кроме того, его мать из бодминской[29] знати.
Я спросил Терезу, чем мы здесь будем заниматься. Вернее, чем она собирается заняться. Что касается меня, то тут все было ясно: я всего лишь наблюдатель.
Тереза, по ее словам, намеревалась участвовать во всем, что происходит в Сент-Лу.
— А именно?
— В основном займусь политикой и садоводством. Немного поработаю в «Женском институте»[30] и приму участие в таких делах, как чествование солдат, вернувшихся домой. Но главное — политика! В конце концов, вот-вот начнутся всеобщие выборы.
28
Фламандский — язык германской группы индоевропейской языковой семьи (близкий нидерландскому).
30
«Женский институт» — организация, объединяющая женщин, проживающих в сельской местности. В рамках этой организации действуют различные кружки.