— Я с ним поговорю, да.
— Это ужасно мило с твоей стороны. Я чувствую, что под конец…
— Уходи, — сказала Ширли. — Я только что из больницы, и я устала. Уходи сейчас же, слышишь?
— Ну, знаешь… — Сьюзен с обидой поднялась. — Можно было хотя бы вести себя цивилизованно.
Она вышла из комнаты, хлопнула входная дверь.
Ширли лежала неподвижно. По щеке скатилась одинокая слеза. Она ее сердито отерла.
«Три с половиной года… И вот к чему я пришла». — И вдруг она расхохоталась. Последняя фраза была похожа на реплику из плохой пьесы.
Она не знала, пять минут прошло или два часа, когда услышала, как повернулся ключ в замке. Генри вошел веселый и легкомысленный, как всегда. В руке у него был огромный букет желтых роз.
— Тебе, дорогая. Нравится?
— Чудесно. У меня уже есть нарциссы. Дешевые и не первой свежести.
— О! Кто же их прислал?
— Их не прислали, их принесли. Сьюзен Лонсдейл принесла.
— Что за наглость! — возмутился Генри.
Ширли посмотрела на него с легким удивлением.
— Зачем она приходила? — спросил Генри.
— А ты не знаешь?
— Могу догадаться. Эта девица становится назойливой.
— Она приходила сказать, что ты хочешь развода.
— Я?! Развода с тобой?
— Ты. А разве нет?
— Конечно нет, — снова возмутился Генри.
— Ты не хочешь жениться на Сьюзен?
— Мне об этом и думать противно.
— А она хочет тебя женить на себе.
— Боюсь, что так, — подавленно сказал Генри. — Она все время звонит, пишет письма. Не знаю, что с ней делать.
— Ты говорил ей, что хочешь на ней жениться?
— Ну, бывает, что-то скажешь, — туманно начал Генри. — Вернее, тебе скажут, а ты соглашаешься… Приходится соглашаться, более или менее. — Он нерешительно улыбнулся. — Ширли, но ведь ты бы не стала со мной разводиться?
— Могла бы.
— Дорогая…
— Знаешь, Генри, я устала.
— Я скотина. Я затянул тебя в тухлое дело. — Он встал перед ней на колени. На губах его заиграла прежняя обольстительная улыбка. — Но я люблю тебя, Ширли. Все эти дурацкие шашни не в счет. Они ничего не значат. Я никогда не хотел никого, кроме тебя. Ты можешь простить меня?
— Что ты на самом деле чувствуешь к Сьюзен?
— Может, забудем о Сьюзен? Она такая надоеда.
— Я хочу знать.
— Ну… — Генри подумал. — Недели две я был без ума от нее. Не спал ночами. Думал, какая она замечательная. Потом решил, что она, пожалуй, может надоесть. А потом она в самом деле надоела. А в последнее время стала назойливой.
— Бедная Сьюзен.
— О ней не беспокойся. У нее нет совести, она просто шлюха.
— Генри, временами я думаю, что ты бессердечный.
— Я не бессердечный, — обиделся Генри. — Просто я не знаю, зачем люди так цепляются. Если не принимать вещи всерьез, жить гораздо веселее.
— Эгоист!
— Я эгоист? Возможно. Но ты-то ничего не имеешь против?
— Я не брошу тебя. Но все равно я сыта по горло. Тебе нельзя доверять с деньгами, и ты собираешься продолжать свои любовные интрижки.
— О нет, не буду. Клянусь.
— О Генри, будь же честен.
— Ладно — я постараюсь, а ты, Ширли, постарайся понять, что все эти связи ничего не значат. Есть только ты.
— Я думаю, мне пора самой завести интрижку! — сказала Ширли.
Генри сказал, что он не имеет права ее осуждать, и предложил пойти куда-нибудь развлечься и поужинать.
В этот вечер он был восхитительным компаньоном.
Глава 7
Мона Адамс созвала гостей на коктейль. Мона Адамс любила все коктейль-приемы, а свои особенно. Она охрипла, стараясь перекричать гостей. Коктейль-прием удался на славу.
На этот раз она кричала, приветствуя опоздавшего:
— Ричард! Замечательно! Откуда на сей раз — из Сахары или из Гоби?[199]
— Ни то и ни се. Из Феззана[200].
— Не слыхала такого. С кем ты хочешь поговорить? Пэм, Пэм, позволь представить тебе сэра Ричарда Уайлдинга. Он путешественник; знаешь — верблюды, риск, пустыни — как в самых захватывающих книгах. Он только что из — откуда-то из Тибета.
Она отвернулась и уже кричала кому-то следующему:
— Лидия! Я и не знала, что ты вернулась из Парижа! Замечательно!
Ричард Уайлдинг слушал Пэм, которая с жаром говорила:
— Я только вчера видела вас по телевизору! Какое волнующее знакомство! Расскажите…