— Только не Ширли. Она выдержит. Она крепкий орешек.
— Она живет в жутком напряжении.
— Еще бы. Нечего было выходить за него замуж.
— Она же не знала, что его разобьет полиомиелит.
— Думаешь, ее бы это остановило? Как я слышал, романтический воздыхатель заявился сюда разыгрывать сцену любовного прощания.
— Болди, как вы все узнаете?
— Не закрываю глаз. Для чего еще сиделки, как не для того, чтобы разузнавать у них о скандалах местного масштаба.
— Это был Ричард Уайлдинг, путешественник.
— О да, во всех отношениях славный малый. Перед войной по глупости женился. На знаменитой проститутке с Пикадилли[201]. После войны сбежал от нее. Думаю, очень страдает, что свалял такого дурака. Уж эти мне идеалисты!
— Он милый, очень милый.
— Любезничаешь с ним?
— Он тот, за кого Ширли следовало бы выйти замуж.
— О, я было подумал, что ты присмотрела его для себя. Жаль.
— Я никогда не выйду замуж.
— Та-ра-рабумбия! — свирепо отозвался Болдок.
Молодой врач сказал:
— Миссис Глин-Эдвардс, вам нужно уехать. Сменить обстановку, отдохнуть — вот что вам необходимо.
— Но я не могу уехать. — Ширли была возмущена.
— Вы очень истощены и измучены. Предупреждаю вас. — Доктор Грейс заговорил настойчивее: — Если вы не позаботитесь о себе, вы просто свалитесь.
Ширли засмеялась.
— Со мной все будет хорошо.
Врач в сомнении покачал головой.
— Мистер Глин-Эдвардс очень утомительный пациент.
— Если бы он мог хоть немного смирить себя, — сказала Ширли.
— Да, он совсем не способен терпеть.
— Вы думаете, что я неправильно себя веду? Я раздражаю его?
— Миссис Глин-Эдвардс, вы его предохранительный клапан. Вам тяжело, но вы делаете благородное дело, поверьте.
— Спасибо.
— Продолжайте давать ему снотворное. Доза большая, но ночью ему надо отдыхать, раз он так себя изводит. Только не оставляйте лекарства там, где он может до них дотянуться.
Ширли побледнела.
— Вы же не думаете…
— Нет, нет, нет, — поспешно прервал ее врач. — Он не такой человек, чтобы что-то сделать над собой. Временами он грозится, но это просто истерика. Нет, опасность в том, что спросонья человек может забыть, что уже принял дозу, и повторит. Так что будьте осторожны.
— Конечно буду.
Она попрощалась и пошла к Генри.
Генри был сильно не в духе.
— Ну и наговорил! «Все идет удовлетворительно! Пожалуй, пациент несколько взвинчен! Не стоит об этом беспокоиться!»
— О Генри, — Ширли устало опустилась в кресло. — Не мог бы ты быть несколько добрее?
— Добрее к тебе?
— Да. Я так устала, так смертельно устала. Хоть изредка — будь добрым.
— Тебе не на что жаловаться. Не ты превратилась в кучку бесполезных костей. У тебя все хорошо.
— Значит, ты считаешь, что у меня все хорошо?
— Врач уговаривал тебя уехать?
— Он сказал, что я должна сменить обстановку и отдохнуть.
— Конечно же ты поедешь?
— Нет, я не поеду.
— Почему бы это?
— Не хочу оставлять тебя.
— Мне наплевать, уедешь ты или нет. Какой от тебя прок?
— Кажется, никакого, — тусклым голосом сказала Ширли.
Генри завертел головой.
— Где мои снотворные таблетки? Вчера ты мне их так и не дала.
— Дала.
— Не дала. Я проснулся, просил, а нянька наврала, что я их уже принимал.
— Принимал. Ты забыл.
— Ты собираешься вечером пойти в викариат?
— Нет, если ты этого не хочешь, — сказала Ширли.
— Ох, уж лучше ступай! А то все будут говорить, какой я негодяй. Я и няньке сказал, чтобы она шла.
— Я останусь.
— Незачем. Со мной будет Лаура. Вот забавно — я никогда не любил Лауру, но в ней есть что-то такое, что успокаивает, когда болен. Какая-то особая сила.
— Да, она такая. Она вселяет силу. Она лучше, чем я. По-моему, я только злю тебя.
— Иногда ты ужасно раздражаешь.
— Генри…
— Да?
— Ничего.
Перед тем как ехать в викариат, она зашла к Генри, и ей показалось, что он спит. Она наклонилась над ним. На глаза навернулись слезы. Она уже повернулась уходить, и тут он схватил ее за рукав.
— Ширли.
— Да, дорогой?
— Ширли, не надо меня ненавидеть.
— Что ты! Как бы я могла тебя ненавидеть?
Он забормотал:
— Ты такая бледная, худая… Я тебя замучил. Ничего не могу с собой поделать… Я всегда терпеть не мог болезни и боль. На войне я думал, что пусть лучше меня убьют, я не мог понять, как другие переносят ожоги или увечья.