— Нет. Я оказался здесь случайно.
— A-а. — Его собеседник неожиданно шлепнул мазок розовой краски на то, что у него было морем. — Здорово, — сказал он. — Хорошо смотрится. Необъяснимая вещь!
Он бросил кисть на палитру, вздохнул, сдвинул ветхую шляпу еще дальше на затылок и повернулся, чтобы получше рассмотреть того, с кем разговаривает. С интересом прищурился.
— Извините, — сказал он, — вы случайно не доктор Ллевеллин Нокс?
Было мгновение ужаса, физически никак не проявившегося, и Ллевеллин бесцветно ответил:
— Это так.
Он имел возможность оценить тактичность собеседника. Тот сразу же сказал:
— Глупо с моей стороны. У вас было расстройство здоровья, не так ли? Я полагаю, вы приехали сюда подальше от людей. Что ж, вам не о чем волноваться. Американцы здесь редки, а местные жители интересуются только своими двоюродными и троюродными родственниками, рождениями, смертями и свадьбами, а я не в счет. Я здесь просто живу.
Он бросил взгляд на Ллевеллина.
— Вас это удивляет?
— Да.
— Почему?
— Просто жить, — по-моему, для вас этого маловато!
— Вы, конечно, правы. Сначала я не собирался здесь жить. Двоюродный дед оставил мне большое поместье. Выглядело оно неважно. Но постепенно выправилось и стало процветать. Интересно. Меня зовут Ричард Уайлдинг.
Ллевеллин знал это имя: путешественник, писатель, человек разнообразных интересов, широко образованный во многих областях — археология, антропология, энтомология. О сэре Ричарде Уайлдинге говорили, что нет предмета, которого бы он не знал, хотя он не претендовал на звание профессионала. Ко всем его достоинствам можно было добавить также скромность.
— Я о вас слышал, конечно, — сказал Ллевеллин. — И имел удовольствие прочесть некоторые ваши книги. Огромное удовольствие.
— А я, доктор Нокс, был на одном из ваших собраний, а именно в Олимпии[208] полтора года назад.
Ллевеллин удивился.
— Удивлены? — насмешливо спросил Уайлдинг.
— Честно говоря, да. Любопытно, зачем вы приходили?
— Честно говоря, чтобы посмеяться.
— Это меня не удивляет.
— К тому же не раздражает, как я вижу.
— А почему это должно меня раздражать?
— Ну, вы же человек, и вы верите в свою миссию — так я полагаю.
Ллевеллин слегка улыбнулся.
— Что ж, ваше предположение верно.
Уайлдинг некоторое время помолчал, а потом сказал с обезоруживающей искренностью:
— Знаете, это просто необыкновенно, что мы так вот встретились. После вашего собрания мне очень захотелось с вами познакомиться.
— Но ведь это было нетрудно сделать?
— В известном смысле да. Это входило в ваши обязанности! Но мне хотелось встретиться с вами совсем в другой обстановке — так чтобы вы могли послать меня к дьяволу, если бы пожелали.
Ллевеллин опять улыбнулся.
— Ну, теперь как раз такие условия. Я больше не имею никаких обязательств.
Уайлдинг проницательно посмотрел на него.
— Интересно, это по причине здоровья или мировоззрения?
— Я бы сказал, это вопрос предназначения.
— Гм… не слишком ясно.
Собеседник не отвечал.
Уайлдинг стал собирать рисовальные принадлежности.
— Давайте объясню, как я попал к вам в Олимпию. Поскольку я думаю, что вы не обидитесь на правду, ведь я не хочу вас обидеть. Я очень не любил — и сейчас не люблю — все эти собрания в Олимпии. Сказать вам не могу, как я не люблю массовые религиозные действа, управляемые через громкоговоритель. Это оскорбляет все мои чувства.
Он заметил, что Ллевеллин подавил усмешку.
— Вам кажется, что это смешно и слишком по-британски?
— О, я принимаю это как возможную точку зрения.
— Итак, я пошел посмеяться, как я уже сказал. Я подозревал, что буду оскорблен в лучших чувствах.
— А потом вы благословили это событие?
Вопрос был задан скорее в шутку, чем всерьез.
— Нет. Мои главные позиции не изменились. Мне не нравится, что Бога водрузили на коммерческий пьедестал.
— Даже коммерчески мыслящие люди в коммерческий век? Разве мы все приносим Богу плоды соответственно сезону?[209]
— Да, это так. Но меня поразило то, чего я совсем не ожидал, — ваша несомненная искренность.
Ллевеллин изумился.
— По-моему, это само собой разумеется.
— Теперь, когда я вас встретил, — да. Но ведь это могла быть и профессия, и только — уютная, хорошо оплачиваемая. У кого-то профессия — политика, почему же не сделать своим ремеслом религию? У вас есть ораторские способности, безусловно есть, и вы могли бы добиться успеха, если бы сумели хорошо себя преподнести. Или если бы вас преподнесли. Я полагаю, второе?
208
Олимпия — большой выставочный зал в западной части Лондона, место проведения выставок, многолюдных мероприятий и тд Построен в 1866 году.