— Превосходно! — воскликнул он. — Превосходно! Черт бы ее побрал!.. Это один из способов, каким она действует мне на нервы. Ни к чему не придерешься — как ни старайся: она свое дело знает. Эти старые ведьмы… Уж если они захотят нагрубить, они будут такими грубыми, что у вас дух захватит… Но если они грубить не пожелают — их ничем не заставить.
Меня удивила страстность его речи. Я не понимал, какое ему дело до того, груба к нему или нет такая старуха, как леди Сент-Лу. Разве ему не все равно — ведь она принадлежит ушедшему столетию.
Я все это высказал Гэбриэлу, и он как-то странно, искоса взглянул на меня.
— Вы и не поймете, — резко бросил он.
— Пожалуй, что не пойму.
— Я для нее просто грязь.
— Но, послушайте…
— Она смотрит как-то сквозь тебя. Ты не идешь в счет. Тебя для нее просто-напросто не существует… Что-то вроде разносчика газет или посыльного из рыбной лавки.
Я понял, что тут как-то замешано прошлое Гэбриэла. Какая-то давнишняя обида, нанесенная сыну водопроводчика.
Он предвосхитил мои мысли.
— О да! Это у меня есть. У меня обостренное чувство социального неравенства. Я ненавижу этих высокомерных дам высшего класса. Они заставляют меня почувствовать, что я никогда не поднимусь до их уровня. Для них я навсегда останусь грязью, что бы я ни сделал. Видите ли, они знают, что я представляю собой на самом деле.
Я был поражен. На мгновение он дал мне заглянуть в глубину его обиды. Там была ненависть — безграничная ненависть. Я невольно задался вопросом, какой инцидент из прошлого Джона Гэбриэла продолжает подсознательно терзать его.
— Я знаю, что на них не стоит обращать внимания, — продолжал Гэбриэл. — Знаю, что их время прошло. По всей стране они живут в обветшалых, разрушающихся домах, и доходы их превратились практически в ничто. Многие даже не могут нормально питаться и живут на овощах со своего огородика. Прислуги нет, и большинство из них сами выполняют всю домашнюю работу. Но у них есть что-то такое, чего я не могу Уловить… и никогда не уловлю. Какое-то дьявольское чувство превосходства. Я ничуть не хуже, чем они, а во многих отношениях даже лучше, но в их присутствии, черт побери, я этого не чувствую!
Он неожиданно рассмеялся.
— Не обращайте на меня внимания. Просто мне надо было выпустить пар. — Он посмотрел в окно. — Какой-то невсамделишный, пряничный замок… Три старые каркающие вороны… и девушка будто палку проглотила… такая чопорная, что и слова не вымолвит. Видно, из тех, кто почувствует горошину сквозь ворох перин.
Я улыбнулся.
— Мне всегда казалось, что «Принцесса на горошине»[46] — чересчур уж разумный образ.
Гэбриэл ухватился за эти слова.
— Вот-вот! Принцесса! Именно так она и держится! И они относятся к ней, будто она королевской крови!.. Прямехонько из волшебной сказки… Только никакая она не принцесса. Обыкновенная девушка из плоти и крови. Достаточно посмотреть на ее рот!
В этот момент появились Тереза и Карелейк. Вскоре наши посетители откланялись.
— Жаль, что он ушел, — сказала Тереза. — Мне хотелось бы с ним поговорить.
— Думаю, нам теперь придется видеть его часто.
Тереза внимательно посмотрела на меня.
— А ты заинтересовался! — заметила она. — Верно?
Я немного задумался.
— Это же первый раз! — воскликнула она. — Самый первый! С тех пор как мы сюда приехали, я впервые вижу, что ты проявляешь к чему-либо интерес.
— Вероятно, политика интересует меня больше, чем я предполагал.
— О нет! — заявила Тереза. — Это не политика. Тебя заинтересовал человек.
— Да, он, безусловно, личность яркая, — признал я. — Как жаль, что Гэбриэл так уродлив!
— Пожалуй, он уродлив, — задумчиво сказала Тереза, — но в то же время очень привлекателен. Не смотри на меня так удивленно. Он и в самом деле привлекателен. Это сказала бы тебе любая женщина.
— Ну и ну! Поразительно! Никогда бы не подумал, что подобный тип привлекает женщин!
— И ошибся бы, — заявила Тереза.
Глава 6
На следующий день к нам пришла Изабелла Чартерис с запиской для капитана Карслейка от леди Сент-Лу. Я был на садовой террасе, залитой солнцем. Выполнив поручение, Изабелла вернулась в сад и, пройдя вдоль террасы, села около меня на каменную резную скамью.
Будь это леди Трессилиан, я мог бы заподозрить в этом проявление жалости, словно к хромой собаке. Но Изабелла не выказывала никакого интереса к моему положению. Вообще я не встречал человека, у которого интерес к окружающему отсутствовал бы в такой степени. Какое-то время Изабелла сидела, не проронив ни слова. Потом неожиданно сказала, что ей нравится солнце.