— Ее лучше уложить в постель, — отчетливо произнес он.
— Да-да. А потом я вызову врача.
— Ей достаточно поспать, — сказал Ллевеллин.
Ричард Уайлдинг посмотрел на него с недоумением.
Ллевеллин сказал:
— Позвольте, я помогу.
Они вынесли девушку через ту же дверь, в которую она вошла, потом по короткому коридору внесли в открытые двери спальни и бережно опустили ее на широкую резную кровать с дорогим парчовым пологом. Уайлдинг выглянул в коридор и позвал:
— Мария!
Ллевеллин, оглянувшись, прошел в ванную, заглянул в застекленный шкафчик и вернулся в спальню.
Уайлдинг нетерпеливо крикнул еще раз:
— Мария!
Ллевеллин двинулся к туалетному столику.
В это время вошла низенькая смуглая женщина, быстро прошла к кровати, наклонилась над потерявшей сознание девушкой и вскрикнула.
Уайлдинг отрывисто сказал:
— Посмотрите за ней. Я позвоню врачу.
— Не нужно, синьор. Я знаю, что делать. Назавтра она будет в порядке.
Уайлдинг неохотно вышел из комнаты.
Ллевеллин пошел за ним, но в дверях задержался и спросил у Марии:
— Где она это держит?
Женщина посмотрела на него и моргнула. Потом почти невольно взгляд ее переместился на стену позади него. Он оглянулся; там висела небольшая картина, пейзаж в стиле Коро[222]. Ллевеллин снял ее с гвоздя — под ней оказался старомодный стенной сейф, в котором женщины раньше хранили драгоценности, но от современных воров он защищать перестал. Ключ был в замке; Ллевеллин осторожно повернул его и заглянул внутрь. Кивнул и снова закрыл. Глаза его встретились с понимающими глазами Марии.
Он вышел из комнаты и пришел к Уайлдингу, который как раз вешал трубку.
— Врача нет, он отправился в тюрьму.
Старательно подбирая слова, Ллевеллин сказал:
— Мне кажется, Мария знает, что надо делать. Она уже не раз с этим справлялась.
— Да… Да, вы правы. Она очень предана моей жене.
— Я это заметил.
— Ее здесь все любят. Она вызывает любовь — любовь и желание защитить. Здешние люди остро чувствуют красоту, особенно когда красота страдает.
— И все-таки они на свой лад большие реалисты, чем англосаксы.
— Пожалуй.
— Они не прячутся от фактов.
— А мы?
— Очень часто. Какая прекрасная комната у вашей жены! Знаете, что меня в ней поражает? Что здесь нет запаха парфюмерии, как это водится у женщин. Только свежесть лаванды и одеколона.
Ричард Уайлдинг кивнул.
— Да, для меня запах лаванды связан с Ширли. А еще это возвращает меня во времена детства; так пахло в мамином шкафу с постельным бельем. Прекрасное белое полотно, и среди него разложены мешочки с лавандой, она шила их сама, набивала и клала в шкаф. Чистый свежий запах весны.
Он вздохнул, поднял глаза на гостя и увидал, что тот смотрит на него со странным выражением.
— Мне надо идти — сказал Ллевеллин и взял шляпу.
Глава 7
— Вы все еще ходите сюда?
Нокс задал этот вопрос после того, как отошел официант.
Леди Уайлдинг помолчала. Сегодня она не смотрела на гавань. Она смотрела в бокал, где блестела золотистая жидкость.
— Апельсиновый сок, — сказала она.
— Вижу. Жест?
— Да. Сделать жест тоже помогает.
— О, несомненно.
Она спросила:
— Вы сказали ему, что встречали меня здесь?
— Нет.
— Почему?
— Это причинило бы ему боль. Причинило бы боль вам. А кроме того, он меня не спрашивал.
— А если бы спросил, вы бы рассказали?
— Да.
— Почему?
— Потому что чем проще смотреть на вещи, тем лучше.
Она вздохнула.
— Интересно, как много вы поняли?
— Не знаю.
— Вы видите, что я не могу причинить ему боль? Вы видите, какой он хороший? Как верит в меня? Думает только обо мне?
— О да. Все вижу. Он хочет встать между вами и всеми вашими печалями, всем злом мира.
— Но это слишком.
— Да, это слишком.
— Раз во что-то угодил — и уже не можешь выбраться. Притворяешься, день за днем притворяешься. Но потом устаешь, и хочется крикнуть: «Перестаньте меня любить, перестаньте заботиться обо мне, перестаньте тревожиться, оберегать, следить!» — Она стиснула руки. — Я хочу быть счастлива с Ричардом. Хочу! Почему же у меня не получается? Почему я изнемогаю от всего этого?
222
Коро Камиль (1796–1875) — французский живописец, один из создателей реалистического пейзажа, картины которого отличались поэтичностью, светлым колоритом.