— Дорогая, о, дорогая моя.
Он опять наклонился к ней через стол.
— Вы понимаете, что мой приезд…
Открылась дверь, вошла мисс Харрисон.
— Приехал специалист, мистер Брэгг. Он в палате А и спрашивает вас.
Лаура встала.
— Я сейчас приду. — Мисс Харрисон выскользнула, а Лаура торопливо сказала: — Извините. Я должна идти. Если вы сможете передать мне вещи Ширли…
— Я бы предпочел поужинать с вами в моем отеле. Это «Виндзор», возле станции Черинг-Кросс. Вы можете сегодня вечером?
— Боюсь, сегодня не смогу.
— Тогда завтра.
— Мне трудно выходить по вечерам…
— У вас не будет дежурства. Я справлялся.
— Но у меня другие дела… встреча…
— Нет. Вы просто боитесь.
— Ну хорошо, я боюсь.
— Меня?
— Да, полагаю, вас.
— Почему? Думаете, что я сумасшедший?
— Нет. Вы не сумасшедший.
— Но вы все-таки боитесь. Почему?
— Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я не хочу нарушать… свой образ жизни. О, я сама не знаю, что говорю. И мне нужно идти.
— Но вы поужинаете со мной? Когда? Завтра? Послезавтра? До этого я не уеду из Лондона.
— Тогда сегодня.
— И покончим с этим? — Он засмеялся, и она, неожиданно для себя засмеялась вместе с ним. Потом она посерьезнела и пошла к двери. Ллевеллин отступил, пропуская ее, открыл перед ней дверь.
— Отель «Виндзор», восемь часов. Я буду ждать.
Глава 2
Лаура сидела перед зеркалом в своей маленькой квартирке. Она изучала свое отражение, и странная улыбка играла у нее на губах. В правой руке у нее была губная помада; она посмотрела, что написано на золоченом патрончике. «Роковое яблоко».
Она еще раз подивилась импульсу, подтолкнувшему ее зайти в роскошный отдел парфюмерии в магазине, мимо которого она проходила каждый день.
Продавщица представила ей на выбор помаду, она демонстрировала ее на тыльной стороне своей изящной руки с длинными пальцами и ярко-красными ногтями.
Пятна розового цвета, сиреневого, алые, каштановые, цикламен, иногда их было трудно даже отличить друг от друга, если бы не названия — фантастические названия.
«Розовая молния», «Старый ром», «Туманный коралл», «Спокойный розовый», «Роковое яблоко».
Лауру привлекло название, а не цвет.
Роковое яблоко… Оно несло с собой напоминание о Еве[226], искушении, женственности.
Сидя перед зеркалом, она стала осторожно красить губы.
Болди! Она вспомнила Болди, как он выдергивал вьюнок и читал ей лекцию. Что он говорил? «Покажи, что ты женщина, разверни знамена, иди за своим мужчиной..».
Что-то в этом роде. Не это ли она сейчас делает?
И она подумала: «Да, именно это. Только сегодня, единственный раз в жизни, я хочу быть женщиной, хочу, как другие, нарядиться, накраситься, чтобы привлечь мужчину. Никогда раньше не хотела. Считала, что я не такая. Но я такая. Только этого не знала».
Этот разговор с Болди так сильно врезался ей в память, что, казалось, старик стоит теперь рядом, одобрительно кивает своей большой головой и добродушно ворчит:
«Правильно, юная Лаура. Учиться никогда не поздно».
Милый Болди…
Всегда, всю жизнь у нее был Болди, ее друг. Единственный и верный друг.
Мысли унесли ее на два года назад, к его смертному одру. За ней послали, но когда она приехала, врач сказал, что он уже почти без сознания и вряд ли узнает ее.
Она села рядом с ним, обеими руками взяла его сморщенную руку и смотрела на него.
Он лежал неподвижно, иногда ворчал и пыхтел, как будто был чем-то раздражен. С губ срывались невнятные слова.
Однажды он открыл глаза и посмотрел на нее не узнавая. Он сказал:
— Где девочка? Пошлите за ней, неужели не можете? И не говорите глупости, что ей вредно смотреть, как человек умирает. Это опыт… а дети воспринимают смерть легко. Лучше, чем мы.
Она сказала:
— Я здесь, Болди. Я здесь.
Но он, закрывая глаза, проворчал:
— Умираю? Нет, я не умираю. Все врачи одинаковы, хмурые черти. Я им покажу.
И он снова впал в полубессознательное состояние, и лишь случайное бормотание выдавало, где блуждают его мысли, в каких воспоминаниях.
226
Библейская аллюзия, — намек на грехопадение Адама и Евы, вкусивших, несмотря на запрет Бога, яблоко с древа познания добра и зла, и изгнанных за это из Эдема (Ветхий Завет, Книга Бытия, III).