— Ты считаешь, она фаталистка?
— Нет. Но для нее не существует альтернативы. Ей не дано увидеть двух возможных вариантов действия — только один. И она никогда не пойдет вспять, всегда будет двигаться вперед. Для Изабеллы нет обратного пути…
— Интересно, есть ли обратный путь для любого из нас? — с горечью спросил я.
— Вероятно, нет, — спокойно сказала Тереза. — Но, полагаю, обычно существует какая-то лазейка.
— Что именно ты имеешь в виду, Тереза?
— Я думаю, у каждого есть шанс избежать ошибочного движения вперед, в неверном направлении. Правда, мы понимаем это лишь потом… когда оглядываемся назад… Но этот шанс есть.
Я молчал, курил и думал…
После слов Терезы мне почему-то ярко вспомнилось… Я тогда только пришел на коктейль к Каро Стренджуэй и остановился в дверях, задержавшись на мгновение, пока мои глаза привыкли к тусклому свету ламп и табачному дыму. И тогда в дальнем углу комнаты я увидел Дженнифер. Она меня не видела и, как обычно, оживленно с кем-то разговаривала.
У меня было два резко противоположных ощущения. Вначале — чувство торжества. Я был уверен, что мы с Дженнифер встретимся — и мое предчувствие оправдалось! Встреча в поезде не была случайным эпизодом. Я твердо знал это — и не обманулся. И все-таки — несмотря на всю мою радость и торжество — у меня возникло неожиданное желание повернуться и уйти… Мне захотелось, чтобы встреча с Дженнифер в поезде осталась эпизодом… случаем, который я никогда не забуду. Как будто кто-то шепнул мне: «Это лучшее, что вы могли дать друг другу, — короткое прекрасное мгновение. Оставь все как есть».
Если Тереза права, это и был мой шанс…
Ну что же, я им не воспользовался. Я пошел дальше. И Дженнифер тоже. И все остальное произошло соответственно, одно за другим: наша вера во взаимную любовь… грузовик на Хэрроу-роуд, инвалидная койка и Полнорт-хаус…
Эта мысль вернула меня назад, к тому, с чего я начал, снова к Изабелле, и я высказал свой последний протест:
— Тереза, но уж конечно Изабелла не хитрая… Какое отвратительное слово!
— Не уверена, — сказала Тереза.
— Хитрая? Изабелла?!
— Разве хитрость — не самый первый и самый легкий способ самообороны? Разве она не присуща самым примитивным созданиям — заяц зарывается в снег, куропатка перепархивает через вереск, чтобы отвлечь вас от своего гнезда? Конечно, Хью, хитрость — основное… единственное оружие, к которому мы прибегаем, когда совершенно беззащитны и приперты к стене.
Она встала и направилась к двери. Роберт давно ускользнул из комнаты и отправился спать. Уже взявшись за дверную ручку, Тереза вдруг опять повернулась ко мне:
— По-моему, ты теперь можешь выбросить таблетки. Тебе они больше не нужны, — сказала она.
— Тереза! — закричал я. — Ты знала?
— Конечно.
— Но тогда… — Я запнулся. — Почему ты сказала, что они мне больше не нужны?
— Гм, а как ты считаешь? Нужны?
— Нет, ты права, — медленно ответил я. — Не нужны. Завтра же я их выброшу.
— Я очень рада, Хью! Я часто боялась…
— Почему же ты не попыталась их отобрать? — спросил я, глядя на нее с нескрываемым любопытством.
Тереза ответила не сразу:
— Тебе с ними было спокойнее, не правда ли? Ты чувствовал себя увереннее, зная, что у тебя всегда есть выход.
— Да. Для меня это имело очень большое значение.
— В таком случае почему ты спрашиваешь? Ты же не настолько глуп, чтобы задавать подобный вопрос.
Я засмеялся.
— Ты права, Тереза! Завтра они будут в канализационной трубе. Обещаю!
— Значит, ты наконец возвращаешься к жизни… Ты снова хочешь жить.
— Да. Пожалуй, так! — сказал я, сам удивляясь своим словам. — Не могу понять почему, но это так. — Мне в самом деле захотелось проснуться завтра утром.
— У тебя появился интерес. Любопытно, в чем причина этого интереса? Жизнь в Сент-Лу? Изабелла Чартерис? Или Джон Гэбриэл?
— Уж конечно не Джон Гэбриэл! — воскликнул я.
— Я в этом не уверена. Что-то есть в этом человеке.
— Похоже, изрядная доля сексапильности! Мне не нравятся люди такого типа. И я не переношу откровенных приспособленцев. Да он и бабушку родную продаст, если ему будет выгодно!
— Меня бы это не удивило.
— Ему нельзя верить ни на йоту!
— Да, уж он не из тех, кто вызывает доверие.
— Гэбриэл — хвастун! — продолжал я. — Он открыто занимается саморекламой и использует для этого других. Неужели ты серьезно думаешь, что этот человек способен хоть на один бескорыстный поступок?!