— Да, — произнесла она с еле заметной паузой, будто у нее перехватило дыхание, — должен бы.
— Я рисовал себе его возвращение на коне и в доспехах. Хотя, полагаю, он явится в униформе и берете.
— Он должен скоро приехать, — сказала Изабелла. — О, Руперт должен скоро приехать! — повторила она напряженным, каким-то тоскливым голосом.
Я не знал, что у нее на уме, но почему-то встревожился.
— Не возлагайте слишком больших надежд на его приезд. Ожидания нередко сбываются не совсем как рассчитываешь.
— Наверняка так и бывает…
— Вы ждете чего-то, — продолжил я, — а оно оказывается…
— Руперт должен скоро приехать! — нетерпеливо перебила меня Изабелла.
Да, в ее голосе, без сомнения, были и беспокойство и настойчивость. Я хотел спросить, чем она встревожена, но в этот момент из Длинного Амбара вышел Джон Гэбриэл и присоединился к нам.
— Меня прислала миссис Норрис узнать, не нужно ли вам что-нибудь, — обратился он ко мне. Изабеллу он более или менее игнорировал. — Хотите выпить?
— Нет, благодарю.
— Уверены?
— Вполне. Налейте себе, — предложил я.
— Нет, спасибо. Я не хочу. — Он помолчал. — Прекрасная ночь. В такую ночь Лоренцо юный…[73] и так далее, и так далее.
Мы все трое молчали. Из Длинного Амбара снова донеслась музыка.
— Не хотите ли пойти потанцевать, мисс Чартерис? — спросил Гэбриэл.
— Благодарю вас, с удовольствием, — тихим вежливым тоном проговорила Изабелла и встала.
Они ушли, держась напряженно и не разговаривая друг с другом.
А я стал думать о Дженнифер. Где она и что делает? Счастлива или несчастна? Нашла ли она, как принято говорить, «кого-то другого»? Я надеялся, что нашла. Очень надеялся.
Мысли о Дженнифер не вызывали боли, потому что той Дженнифер, в которую я когда-то был влюблен, на самом деле не существовало. Я ее придумал в угоду самому себе, а о том, что собой представляет настоящая Дженнифер, я никогда не задумывался. Между мной и настоящей Дженнифер стоял Хью Норрис, влюбленный в воображаемую Дженнифер.
Я смутно помню, как ребенком осторожно и неуверенно спускался по большой лестнице. Я до сих пор слышу Слабое эхо собственного голоса, звучавшего очень значительно и важно: «Вот Хью идет вниз по лестнице». Позже ребенок научился говорить «я». Однако глубоко это «я» не проникло. Оно не стало моей сущностью и потом. Я продолжал видеть себя как бы со стороны, в серии картинок: вот Хью, успокаивающий Дженнифер; Хью, который хотел стать для нее всем, целым миром; Хью, который намеревался сделать Дженнифер счастливой и заставить ее забыть все беды и несчастья.
«Да, — подумал я вдруг, — совсем, как Милли Барт». Милли, которая решила выйти замуж за своего Джима, сделать его счастливым, надеясь, что это излечит его от пьянства, но не потрудилась даже узнать настоящего Джима.
Я попытался применить это к Джону Гэбриэлу. Вот Джон Гэбриэл жалеет маленькую женщину Милли, старается ее развеселить, добр к ней, помогает нести сумку…
Потом я переключился на Терезу. Вот Тереза выходит замуж за Роберта, вот Тереза… «Нет, не получится! — мелькнула мысль. — Тереза давно взрослый человек. Она научилась говорить „я“».
Из Длинного Амбара вышли двое. Они не повернули в мою сторону, а направились по ступеням к нижней террасе.
Я продолжил свои прерванные на миг размышления. Леди Трессилиан… Она видит себя человеком, который призван вернуть мне интерес к жизни. Миссис Бигэм Чартерис, которая уверена в том, что всегда и на все знает верный ответ. Она по-прежнему видит себя энергичной женой командира, в подчинении которого находится целый полк… А почему бы и нет, черт побери! Жизнь тяжела, и каждый имеет право на свои грезы.
Интересно, какие были грезы у Дженнифер? Какой она была на самом деле? Разве я дал себе труд узнать это? Разве не видел постоянно только то, что хотел видеть?.. Мою замечательную, верную, несчастную Дженнифер!
Какой же она была? Не такой уж замечательной и (если хорошенько подумать) не такой и верной, но безусловно несчастной… определенно несчастной! Я вспомнил ее раскаяние, как она самобичевала себя, когда я, сломленный душой и телом, неподвижно лежал рядом. Что все это значило, если не то, что Дженнифер видела себя в роли трагической героини?
Все случившееся, как она считала, было вызвано именно ею, Дженнифер. Это и есть настоящая Дженнифер, фигура трагическая, несчастная женщина, у которой все происходит не так, как должно быть, и которая постоянно обвиняет себя во всем, что случилось с другими. Милли Барт, по-видимому, поступила бы так же.
73
Лоренцо — персонаж пьесы Шекспира «Венецианский купец» (1596–1597), молодой влюбленный.