В наших отношениях было немало взлетов и падений. То Дженнифер, казалось, была готова принять мою точку зрения, то вдруг (когда меня не было рядом) снова отступала. Видно, ей не хватало уверенности в себе.
И все-таки мало-помалу Дженнифер стала склоняться к моему мнению. Нас связывала не только страсть — было между нами нечто большее: единство взглядов, взаимопонимание (иногда то, что она говорила, готово было сорваться с моих уст), способность разделять тысячи маленьких радостей.
Наконец она признала, что я прав и мы принадлежим друг другу. Всякие возражения исчезли.
— О, в самом деле, Хью, мне даже не верится, что я могу так много для тебя значить! И все-таки я больше не сомневаюсь!
Все было перепроверено, подтверждено. Мы строили планы. Необходимые матримониальные[24] планы.
Проснувшись однажды холодным солнечным утром, я вдруг осознал, что в этот день начинается наша новая жизнь. С этого дня мы с Дженнифер будем вместе. До сих пор я не разрешал себе полностью верить в это. Я всегда боялся, что странное болезненное неверие в собственные силы заставит Дженнифер отступить.
Даже теперь, в последний день моей прежней жизни, мне нужно было убедиться. Я позвонил ей.
— Дженнифер!..
— Хью!..
Голос был тихий, с чуть заметной дрожью… Значит, все правда.
— Прости, дорогая, я должен был услышать твой голос. Неужели все это правда?
— Да, Хью! Это правда.
Мы должны были встретиться в аэропорту в Нортхолде.
Я тщательно побрился. Одеваясь, я все время тихонько напевал. Лицо, которое я увидел в зеркале, было совершенно неузнаваемым от полнейшего идиотского счастья. Это был мой день! День, которого я ждал тридцать восемь лет. Я позавтракал, проверил билеты, паспорт и вышел к машине. За рулем сидел Гарриман. Я сказал, что сам поведу машину. Он может сесть сзади.
Из проулка я повернул на магистраль. Машина то двигалась в общем потоке, то выходила из него. Времени у меня было достаточно. Утро выдалось просто великолепное! Чудесное утро! Специально для нас с Дженнифер. Мне хотелось петь и кричать от радости.
С боковой улицы со скоростью сорок миль[25] в час вылетел грузовик; своевременно увидеть его и избежать столкновения было невозможно. Ни нарушений с моей стороны… ни ошибочной реакции… Потом мне сказали, что водитель грузовика был пьян. Какая разница, почему это произошло!
Грузовик ударил в борт моего «бьюика»[26], разбил его вдребезги и придавил меня обломками автомобиля. Гарриман был убит.
Дженнифер ждала в аэропорту. Самолет улетел… Я не приехал…
Глава 2
Нет особого смысла описывать то, что произошло потом. К тому же у меня в памяти не осталось ни подробностей, ни четкой последовательности событий. Затуманенное сознание, мрак, боль… В нескончаемом бреду я все шел по бесконечным подземным коридорам и лишь изредка смутно понимал, что лежу в больничной палате — мелькали врачи, медсестры в белых шапочках, я различал запах антисептиков[27], поблескивание стальных инструментов, сверкающих стеклянных столиков, проворно подкатывающих ко мне.
Сознание возвращалось медленно… В голове потихоньку прояснялось… отступала боль… но еще не было никакого представления ни о людях, ни о положении, в котором я находился. Больное животное четко ощущает лишь боль и тот момент, когда она отступает. А у больного человека лекарства, милосердно притупляя боль, одурманивают разум, усиливая путаницу чувств и мыслей.
Но временами наступало просветление, и вот однажды мне рассказали, что произошло.
Наконец я понял все — что я совершенно беспомощен… что изуродован. Что я отныне навсегда выключен из нормальной жизни среди других людей.
Иногда меня навещали. Приходил мой брат. Растерянный, он мялся, ища слова и не зная, как и о чем со мной говорить. Мы с ним никогда не были близки. А я не мог говорить с ним о Дженнифер. Но думал о ней постоянно.
Когда я стал поправляться, мне принесли письма. Письма от Дженнифер.
Посещать меня разрешалось только близким родственникам. У Дженнифер не было таких прав — формально она была всего лишь другом.
25
Миля — единица длины, равная 1,609 км. Скорость 40 миль в час равна примерно 64 км в час.
27
Антисептик — химическое вещество, вызывающее гибель болезнетворных микроорганизмов и применяемое для обеззараживания ран и дезинфекции помещений.