– Может, и так, – задумчиво подтвердила Тереза, – однако мне кажется, что теперь это уже не имеет значения. Больше тебе не нужно тешить себя иллюзиями. Дженнифер любит и всегда любила сидеть и предаваться размышлениям о том, как все плохо. Она упивается своими мыслями и убеждает себя в том, что все действительно плохо. Но коль скоро ей нравится такая жизнь, пусть так и живет! Видишь ли, Хью, – добавила Тереза, – нельзя жалеть человека, если он сам себя не жалеет. Сначала объект жалости должен пожалеть себя сам. Жалость и сострадание всегда были твоей слабостью. Они мешали тебе видеть истинную природу вещей.
Я ненадолго облегчил душу, обозвав Терезу сущей мегерой. Она согласилась: наверное, она и правда мегера.
– Ты никогда никого не жалеешь.
– Нет, жалею. Мне по-своему жаль Дженнифер.
– А меня?
– Не знаю, Хью.
Я саркастически хмыкнул:
– Тебя абсолютно не трогает тот факт, что я остался искалеченным, разбитым – развалиной без будущего?
– Не знаю, жаль мне тебя или нет. То, что с тобой случилось, дает тебе возможность начать жизнь заново и смотреть на предметы и явления под совершенно иным углом зрения. Как это, наверное, интересно!
Я заявил Терезе, что она – совершенно бесчеловечная особа. Она вышла, улыбаясь.
Тереза тогда сослужила мне хорошую службу.
Глава 3
Вскоре мы переехали в Корнуолл, в Сент-Лу.
Терезе достался там дом – наследство от ее двоюродной бабушки. Мне врачи посоветовали уехать из Лондона. Мой брат Роберт – художник; многие считают, что у него противоестественный взгляд на природу. Во время войны он, как и большинство художников, был занят на сельскохозяйственных работах. Так что все сходилось как нельзя лучше.
Тереза поехала вперед и подготовила дом к нашему переезду. Меня перевезли на карете «Скорой помощи», после того как я успешно заполнил множество анкет.
– Что здесь происходит? – спросил я Терезу наутро после прибытия.
Моя невестка оказалась хорошо информированной.
– Здесь, – объяснила она, – существует как бы три мирка. Во-первых, есть старая рыбацкая деревушка. Дома с высокими шиферными крышами по обе стороны залива; вывески на фламандском и французском языках, а также и на английском. Кроме того, вдоль побережья вытянулся модный курорт. Огромные шикарные отели, тысячи бунгало, множество мелких пансионов. Летом жизнь там кипит, зимой замирает. В-третьих, наличествует замок Сент-Лу. Там властвует леди Сент-Лу, престарелая вдова, ядро еще одного, особого мирка, протянувшего щупальца по извилистым улочкам к особнякам, скрытым от посторонних глаз в долинах, рядом со старинными церквями. Одним словом, графство.
– А мы к какому миру принадлежим? – спросил я.
Тереза сказала, что мы тоже являемся частью графства, поскольку «Полнорт-Хаус» прежде принадлежал ее двоюродной бабке, мисс Эми Треджеллис, а ей, Терезе, достался по наследству.
– А Роберт? – спросил я. – Он же художник!
– Да, – признала Тереза, – местным придется смириться с ним. Тем более что в летние месяцы в Сент-Лу наезжают толпы художников. Но он – мой муж, – невозмутимо добавила она, – а кроме того, его мать – урожденная Болдьюро из Бодмин-Уэй.
Именно тогда я спросил Терезу, чем нам предстоит заниматься на новом месте, точнее, чем ей предстоит заниматься. Моя роль была ясна: я – наблюдатель.
Тереза заявила, что собирается активно участвовать в жизни местного общества.
– А чем живет местное общество?
Тереза заявила, что здесь, по ее наблюдениям, в основном занимаются политикой и садоводством. Распространены также различные дамские кружки. С энтузиазмом проводятся кампании, например по встрече воинов-победителей.
– Но главным образом здесь интересуются политикой, – сказала она. – В конце концов, до выборов осталось всего ничего.
– Тереза, ты когда-нибудь интересовалась политикой?
– Нет, Хью. Я никогда не считала это для себя необходимым и ограничивалась тем, что голосовала за того из кандидатов, который казался мне меньшим злом.
– Политика, достойная восхищения, – пробормотал я.
– Но теперь, – продолжала Тереза, – я сделаю все от меня зависящее, чтобы принять активное участие в политической жизни. Разумеется, голосовать я буду за консерваторов. Владелица «Полнорт-Хаус» просто не может придерживаться иных политических взглядов. Моя покойная бабушка, мисс Эми Треджеллис, в гробу перевернется, если ее внучатая племянница, которой она завещала свои сокровища, проголосует за лейбористов.